Мы обменялись рукопожатием, я уточнил:

– И тогда договор аннулируется?

– Не всегда, – ответил особист уклончиво. – Иногда остаётся в силе, но… с ограничениями. Присядьте, я введу в курс дела.

Я опустился в кресло, Говдин сел напротив, прямо посмотрел ему в глаза.

– Мы знаем о ваших опасениях насчёт нейролинка. Ничего оригинального, такое у всех, кого знаю. Разве что в разной степени. Я тоже, кстати, даже по ночам вздрагиваю, как только подумаю… В общем, самый главный довод, Артём Артёмович…

Он умолк на миг, продолжая всматриваться в меня холодными рыбьими глазами.

– Слушаю, – сказал я сдержанно.

– От вас, – сказал силовик, уточнил тут же: – В том числе и от вас будет зависеть, как дальше пойдут дела с чтением мыслей, как говорят в народе.

Я уточнил:

– Насколько?

– Насколько сумеете, – ответил он безжалостно. – Софт наперегонки разрабатывают во всех странах. Кто успеет первым, тот… успеет всё. У вас будет вся необходимая аппаратура, финансы… только команду вам подобрать не сможем. Да и подсказать, увы, как стать первыми, никто не в состоянии. Но у вас карт-бланш, если понимаете, о чём я говорю.

Я смолчал, как не понять, уже все только и говорят, что Китай на этом поле обогнал те же Штаты как раз потому, что не заморачивается этическими проблемами. Пока в мире жевали сопли и глубокомысленно рассуждали в духе французских просветителей о допустимости и недопустимости в этом скользком плане, Китай решительно ставил эксперименты, победа всё спишет, о неудачных помалкивал, а то мировая общественность поднимет вой, и на отчаянном рывке обогнал заморского гиганта, у которого в десятки раз больше денег и возможностей.

– А в Гаагский трибунал потащат меня? – уточнил я.

– Китайцев же не тащат? – спросил Говдин. – А они, по непроверенным, но заслуживающим доверия данным, уже и людей клонируют. То ли на органы, то ли для армии. Сделайте всё, чтобы нейролинк заработал в полную силу!.. Это будет помощнее атомной бомбы. И вам спишутся все нарушения… хотя я уверен, вы их не допустите.

Но голос прозвучал формально, как положено говорить скучные правильные вещи, которые мало кто выполняет.

– Сейчас, – добавил он, – как никогда развит промышленный шпионаж. И за вашими разработками будут охотиться. Мы постараемся оградить вас, но нам нужно быть уверенными в вас самом. До чтения мыслей, как вы говорите, уже близко, но всё это будущее, а живём в дне сегодняшнем.

Я сказал с неудовольствием:

– Знаю, не в детском саду живём. Постоянное наблюдение и всё такое.

Он добавил, чуть понизив голос:

– Плюс новые технологии. В недрах наших ведомственных институтов разрабатывается некий алгоритм… На его основе искусственный интеллект будет просматривать как бы мысли и сам определять, какие относятся к государственной тайне, какие нет.

– Ваши ведомственные?

– Спонсируемые нами, – уточнил он.

– Насчёт ИИ, – сказал я, – это здорово. Даже замечательно. Ему я доверяю больше, чем человекам.

Он сказал тем же протокольным голосом:

– Но пока идёт обучение и настройка, просматривать вас будут люди. Вижу по вашему лицу, насколько вы рады, прямо ликуете, но пусть это вас не тревожит. Они такого насмотрелись… Наше внимание привлекает только шпионаж, измена или растрата государственных средств на личные нужды. Всё остальное пропускаем, не глядя.

Я сказал слегка упавшим голосом, но только слегка:

– Но вы же понимаете, что…

– Понимаю, – ответил Говдин, словно топором обрубил, – работа такая. Скоро привыкнете. Даже начнёте, как это ни звучит иронично, получать удовольствие.

– Ну-ну!

– Охраняя государственные секреты, – пояснил Говдин, – мы заодно улучшаем и общий климат общества. Зная, что их просматривают, люди стараются в своих… увлечениях не заходить слишком далеко. И мир постепенно становится лучше. Со своей стороны, могу сказать лишь, что вашу персону просмотр коснётся в минимальнейшей степени. У вас настолько хорошая репутация, что всё ваше досье состоит из медицинской карточки, но и там всё безупречно, что удивительно и даже как-то подозрительно для современного человека. Будто марсианин какой!