Сижу, обнимая Варю. Смотрю на её уставшее лицо.

– Может к детям? – спрашивают её глаза.

– Как они там? – продолжаю мысленно я.

Мы поднимаемся с кресел и идём. Даже нет, плывём, не касаясь тверди. Исчезают стены, и перед нами открывается панорама, виденная на экране. Запахи, звуки, цвета – всё резкое, насыщенное. Но всё же мы отделены от мира пеленой, которую я воспринял, как «жидкое стекло». Это сетка. Мелкоячеистая сетка, сплетённая из времени. На ней яркими узорами вышиты идеи. Сквозь неё мы с Варей ясно видим своих любимых детей.

Евгения.

Костя.

Октябрь брызгал серым небом в новые пластиковые окна. За оградой стройки мотались на ветру скелеты деревьев. В глубине здания глухо стучал перфоратор. Объект планомерно приближался к сдаче. Оставались отделочные работы, но сегодняшнее ненастье не позволяло работать на лесах.

Фасадчики предавались праздности, собравшись побригадно, или занимались уборкой-стиркой. После обеда наши разбрелись по этажу, и в комнате остались лишь я, Лёха и Витёк. Из телевизора неслась двадцатка MTV, но заезженные композиции не цепляли.

Лёжа на втором ярусе металлической кровати, я пытался читать Андреева. Текст давался с трудом.

– Миха, – прервал мои читательские потуги товарищ, – помнишь дом в Ханаево на Ртищевской? Ну, заброшенный.

– Помню. Чего ты о нём?

– Да в прошлом году прятался там от дождя. Продрог до костей. А сейчас хорошо! – пружина внизу заскрипела, видимо, Лёха потянулся, – Его Серёга Хмырь купил, около недели назад.

Мы работали в Москве уже месяц и о событиях дома узнавали из телефонных разговоров. Как правило, новости у всех были о домашних делах. Мать Лёхи работала почтальоном, поэтому знала о жизни посёлка чуть больше. Поучается, что через Лёху знали и мы.

– Так Хмырь в Бекове же работал! – удивился я, – Что это вдруг решил переехать?

– Пёс его знает. Но то, что дом купил – однозначно. Тёща его говорила.

Больше об этом не разговаривали, но я решительно настроился по возвращении домой пообщаться с Серёгой Лариным. В юности меня особо интересовали необъяснимые ситуации и события, связанные чем-либо непознанным. Один из случаев относился к дому в посёлке Ханаево на пересечении Ртищевской и Зелёной улиц.

Умерла в нём старая одинокая женщина. Казалось бы, что в этом странного? Ежедневно кто-нибудь умирает, да и одиноких людей немало. Верно, вот только не все трупы, пролежав десять дней в майской жаре без внимания, остаются не тронутыми разложением.

– Словно молодая, – рассказывал отец моей бабушке, – Даже морщины разгладились. И совершенно никакого запаха.

Отчего-то эти слова запомнились мне, девятилетнему пацану. А впоследствии много раз новости о доме доходили до меня. Ханаево от Беково отделяют пятьдесят километров, поэтому сообщения сдабривались надуманными подробностями, но небылицы легко отделялись от не менее интригующей реальности.

– Отопление монтировали у Сомовых (очередных хозяев дома), – делился сосед в девяносто четвёртом, – Дядь Петя ключ разводной искал полдня. Говорит, весь инструмент у него в сарае. Знаешь, где нашёл? В спальне. Вот тебе и хозяин. Ей богу, домовой. Он и нам не давал работать. Костылей пять погнули, словно в бетон забивали.

– Съехали Сомовы, каким-то москвичам дом продали, – продолжала через два года одногруппница по училищу, – По ночам толи крысы, толи слоны по чердаку гуляли. Да и скрип какой-то был даже в тихую погоду среди дня.

– С ума сойти.

– Вот, чтобы не сойти, москвичи и съехали, – это уже в девяносто седьмом, – Сектанты там живут. По ночам свечи во всех окнах. Ребятишек в садик не водят.