– Вот именно! Остановились бы! Отдохнули бы! Детишки, вон, измучились все! – предлагала вторая женщина, появившаяся из калитки ближнего дома.

– Спасибо! Нам бы только до речки добраться. А там и передохнем, –  ответил ей старик, усталыми глазами оглядывая сердобольных местных жительниц.

– А куда же вы идете? – последовал вопрос еще одной женщины, что вышла из двери своего дома, держа в руках кувшин воды, чтобы самой напоить измученных долгой дорогой детей прямо на ходу, не останавливая хода всей процессии.

Она уже почти догнала одну из телег, как старик отпустил поводья, отдав их мальчику лет десяти, и пошел навстречу ей.

– Пока не знаем. Но идем туда, где войны ждать не придется, вглубь страны. Туда, где опасности нет. Немец, вон, за несколько дней до Минска дошел, потом до Смоленска. Так и до Москвы доберется, –  он взял кувшин и начал жадно пить из него.

– Как до Москвы? – удивилась и немало испугалась первая женщина.

– Ты что такое говоришь? – быстро подошла к ней вторая и набросилась с вопросами на путника. –  От нас до Москвы всего триста верст.

– Вот и я говорю. Всего ничего осталось. –  Старик протянул кувшин подошедшему к нему из вереницы повозок подростку. –  Армия бежит. Мы бежим. Все дороги беженцами забиты. Перед каждым мостом стоять и ждать своей очереди приходится. У вас еще спокойно. А когда мы от своих мест отходили, так нас еще и бомбили. Народу побило! На обочинах да в полях вдоль дорог столько мертвых лежит! И бабы, и дети! Бомбят всех без разбору.

Услышав это, женщины переглянулись. Они испуганно смотрели то друг на друга, то на старика-беженца и подростка рядом с ним.

– Благодарю за водичку, –  раскланялся старик, поняв, что наговорил лишнего добродушным и беззащитным хозяйкам, любезно предлагавшим беженцам помощь, о наступающей опасности прихода в эти мирные места войны.

– Ой! Что будет?! – запричитала одна из женщин.

Илья и компания мальчишек провожали взглядами вереницу повозок беженцев с детьми и стариками. Ребята молчали и почти не моргая разглядывали скорбную процессию, пожилой представитель которой навел ужас своими рассказами о творящемся где-то совсем недалеко от здешних мест.

– Так, значит, и до нас война может дойти? – тихим голосом, почти про себя произнес Илья, опустивший голову и смотрящий в пустоту, куда-то себе под ноги.

– Что? Что ты сказал, дядя Илья? – Витя дернул его за руку.

– Да так, ничего, –  молодой человек успел опомниться и не стал дальше развивать мысль.

– Там вода. К реке пошли. Они ведь до реки хотели добраться, чтобы отдохнуть, –  рассудительно и почти по-взрослому озвучил увиденное Цыган.

Вдоль дороги на пыльной обочине одна за другой расположились телеги. Почти все беженцы стали спускаться по круче к быстротекущей речке. У повозок оставались только те, кто мог самостоятельно распрягать лошадей, и те, кого оставляли для присмотра за вещами. К остановившейся процессии вместе с толпою возглавляемых Ильей мальчишек двинулись многочисленные зеваки. Из окрестных домов стали выходить запоздавшие хозяйки, которые, оценив увиденное, подкрепленное словами тех, кто уже присутствовал и все видел, стали выносить завернутые в тряпицы продукты и кое-какие вещи. Остававшиеся возле повозок беженцы охотно принимали то, что давали, благодарно кланялись, прикладывая, в знак уважения, ладони к груди.

Компания мальчишек, не отпуская от себя Илью, поравнялась с остановившимися повозками беженцев, которые растянулись по дороге к мосту, за которым начиналась главная улица города. Уставшие от долгого пути и изнуряющей жары люди спускались к пристани и заходили в прохладную воду реки. Дети и подростки тут же начали купаться, оглашая окрестности громкими звонкими криками. Местные жители, свободные от дел и оказавшиеся в данное время возле воды, обступили повозки беженцев в надежде услышать от них рассказы о происходящем в тех местах, которых уже коснулась война.