Мысли Нэнси прервал на товарный поезд из Порт-Августы, и она принялась рассматривать голубые от дельфиниума горные хребты Лофти, скрывающиеся за горизонтом.

Родители ждали её на станции в Аделаиде. Едва шагнув на платформу, девушка упала в объятья своей матери. Казалось, после всего случившегося произошло много времени, а мать совсем не изменилась. Может, только чуть поправилась, но ни капли не поседела, а открытые голубые глаза сияли как и прежде.

Отец нежно сжимал её в своих объятиях, прижимаясь своими колючими бакенбардами к её щекам.

Родители оставались прежними, но сама Нэнси изменилась, стала старше и опытней той девочки, покинувшей Аделаиду два года назад. По дороге домой в автомобиле они говорили урывками о трагической гибели Стэн.

– Нам не давала покоя мысль, что и наша дочь могла оказаться на её месте, – взволнованно начала миссис Маклин.

Но Нэнси коротко остановила её, сказав, что не хочет говорить об этом.

– Мне боязно встречаться с её отцом, чтобы передать её вещи, а ведь придётся, – рассуждала Нэнси уже дома, глядя на собранные вещи Стэн.

Все вещи, казалось, возвращать было бессмысленно – одежду Стэн она отдала юной аборигенке из посёлка, оставив лишь рабочую форму и головные уборы сестёр миссии. Одна из которых была впору именно Стэн.

Нэнси вспоминала, как они приходили за вещами Стэн, она выходила в своём испорченном костюме из хорошей шерсти: большой трижды обгорелый кусок юбки превратился в пелёнку для младенца, у матери которого не было на это средств.

В духе Стэн было отдать Заире в утешение яркую цветную ленточку, которой та во время дежурства порой подвязывала волосы.

Сидя у постели дочери, Августина Маклин пыталась представить себе, каково это столкнуться в пустыне со смертью и копать могилу для подруги голыми руками…

Содрогнувшись, она изрекла:

– Что ж поделаешь? Тебе нужно отдохнуть от этого путешествия. И вообще…

– Не хочу отдыхать! Мне нужно что-то делать, чтобы не думать, уставать за день так, чтобы сразу заснуть.

В противном случае, я, кажется, не смогу заснуть спокойно. Перед глазами так и будет её лицо…

Именно, именно, – упрекала себя Нэнси, падая в объятия матери.

– Бедная моя девочка, – и Августина погладила нежные кудри Агнессы.

Казалось, разлука с дочерью ещё сильнее размягчила материнское сердце, – Что тебе пришлось пережить среди песков и зноя! Как я вижу, ты и телом стала крепче, закалилась, а вокруг глаз вроде и морщинки стали появляться?.. Пока что мелкие… надо регулярно пользоваться холодным кремом, ты скоро придёшь в себя…

– Но я хочу вернуться к работе как можно скорее, как только найду что-нибудь подходящее.

– Что? Снова вернуться туда, где ты никогда не найдёшь приличного мужа?..

– Я не собираюсь искать мужа. Я хочу лишь работать по специальности.

Августина поджала губы и не ответила ни слова. Нэнси не распаковывала вещи.

За окном её как и прежде окружали знакомые аделаидские холмы.

Вон, вершина Осмонд, где она давала клятву медсестры… Как будто полвека прошло.

Нэнси достала чёрно-рыжее пёрышко.

– Какое красивое! – восхитилась мать, – Откуда оно у тебя?

– Пёрышко?! О! Это – подарок! От местного полисмена. Это из хвоста какаду.

– Подарок? Он твой поклонник?

«Да, маменька! – раздражённо подумала Нэнси, – У тебя прямо нюх на подобное. Ну так всё равно не узнаешь ни об Элдреде Нормане, ни о предложении констебля! Вообще ничего.»

– Просто друг.

Через неделю пришло письмо из Херготт Спрингс.

Чувствуя, как загорелись глаза матери, едва та взяла в руки неразборчиво надписанный конверт (Роберт не любил бумажной работы, постоянно откладывая её в долгий ящик),