Каждая пятница в нашем доме превратилась в маленький новый год, а следующая за ней суббота – в первое января. Мама начинала ещё в четверг вечером готовиться к нему, накупая всевозможных вкусностей и наготавливая всякие мяса и прочие разносолы. Мне трогать ничего не разрешалось – это же всё на новый год. Затем в пятницу, приезжая пораньше с работы, мама доделывала последние приготовления и сервированный стол представлял собой настоящее произведение искусства, которое трогать было нельзя – пока не приедут Мужики. Под Мужиками разумелся, естественно, Виктор с каким-нибудь неизменно ему сопутствующим Сослуживцем. Армия у России довольно многочисленная, если я не ошибаюсь, третье место в мире по численности личного состава, и поэтому сослуживцев у Виктора было много. Все они были по виду и по разговору смесью штрибанов с бандитами. И в те времена приблизительно так оно и было: уволившиеся из нищей армии офицеры имели в рукаве в основном единственный козырь – это прочные социальные связи в своём наглухо закрытом для чужих социуме и подтаскивали “своих” к мутноватым, зато выгодным делам. Они привозили с собой коньяк и начинался праздник. В начале его я мог поесть вкусной еды и был этим доволен. Следовали армейские истории вперемежку с какими-то приблатнёнными бизнес-мутками:
– Вот, помню, как-то в Сольцах мы там на двух “КамАЗах”, помню, поехали, а там в тормозах – воздух!
– А помнишь, там замполит меня такой вызывает, короче, где тушёнка, спрашивает, а я ему, значит…
– На, вот попробуй эту вещь – распоряжался по-хозяйски Виктор, указывая на то или иное блюдо из кулинарных шедевров, приготовленных мамой.
– А знаешь, почему “Уралы” лучше “Камазов”? Там потому что в Афгане, короче, когда наши воевали…
– Давай за наших выпьем!
– Ну мы там с ним в среду встретились и я ему такой – ключи на стол, а он в отказ. Ну, там мои ребята ему быстро объяснили, что к чему.
– Ну он огорчил уважаемых людей, само собой.
– Ага, вести себя потому что надо правильно, когда с серьёзными людьми общаешься, а он реально берега попутал…
И так далее. Поев, я стремился убраться в свою комнату, взять в руки свою раздоблбанную, раздобытую некогда у Келуса на антресолях гитару, и начинал что-нибудь играть. Обычно из “Гражданской обороны”.
О, слепите мне маску от доносчивых глаз!
Чтобы спрятать святое лицо моё,
Чтобы детство моё не смешалось в навоз,
Чтобы свиньи не жрали мою беззащитность…
Но, к несчастью, на кухне был ещё и музыкальный центр и в определённый момент праздника, примерно к концу первой бутылки коньяка с кухни начинала орать песня “А белый лебедь на пруду” в исполнении группы с характерным для обстановки названием “Лесоповал”. Когда открывалась вторая бутылка коньяка, открывалась и дверь в мою комнату и Мужики требовали меня за стол – с целью Поговорить По-Мужски. Я со вздохом откладывал гитару и шёл на кухню. Музыкальный центр надсаживался:
А белый лебедь на пруду
Качает павшую звезду,
На том пруду,
Куда тебя я приведу.
– Сядь-ка, Ярославка – мне покровительственно указывали на стул пальцем, вымазанным в свином жире.
Я повиновался.
– Ярославка, ты вообще что по жизни-то думаешь? – вопрошал Виктор, с трудом фокусируя на мне взгляд.
Давать на абсурдный тезис не менее абсурдный антитезис я тогда ещё не научился. Сейчас я бы в подобной шизофренической обстановке дал ответ навроде такого: “да там чисто, со своими за наших, конкретно, чтобы не западло” – и, уверен, таких собеседников это бы более чем удовлетворило. Возможно, за этим бы даже последовал тост “за своих! за наших!”. Но тогда я ещё наивно пытался говорить на русском с людьми, говорящими на бредовом.