– Ничего, я привык, – фыркает он, сдувая птичку с ближайшей ветки. – Вы заходите.

Я следую за ним в просторный дом с высокими потолками и дверными проёмами.

– Ажги-хян! – зовёт он, почти не повышая голоса, но вибрации расходятся по полу. – К тебе гости.

Ответа, понятно, не следует.

Старейшина обнаруживается в большой светлой гостиной, он лежит на стопке дифжир, подперев голову рукой, и явно только что читал электронную книжку. При виде меня он слегка сдвигает брови и кивает, переходя в сидячее положение. Человек-гора нас оставляет.

– Здравствуйте, Старейшина, – я усаживаюсь на ковёр перед ним. – Я, собственно, зашла спросить, ничего если я в этот мой круг подруг возьму женщину с глухим именем? И живёт она не совсем в Ахмадхоте, но близко, мы довольно часто видимся. Зато она очень опытная, шестеро детей, прекрасная мастерица…

Ажгдийдимидин, кажется, меня вообще не слушает, а только вглядывается в моё лицо, как будто там с нашей последней встречи что-то новое появилось. Когда я замолкаю, он никак не реагирует. Я жду с полминуты, потом начинаю ёрзать и покашливать и склоняю голову набок. Это выводит его из ступора. Духовник выхватывает из кармана блокнот и стремительно строчит:

«Это ладно, ты лучше скажи, что ты завтра собралась делать?»

– Домой ехать, – пожимаю плечами. – На Дол.

«Подожди до вечера, – выводит духовник. – Погуляй по городу».

– Зачем? – удивляюсь я.

Старейшина корчит укоризненную физиономию, мол, нашла что спросить, глупая женщина. И правда, чего это я.

– Ну хорошо, – говорю. – Погуляю. Так насчёт подруги – не запрещено?

Духовник отмахивается и мотает головой.

– Кто это такой у нашего духовника дома живёт? – спрашиваю я вечером Азамата, когда он, отключившись от бренного мира, воркует над Алэком.

– Здоровенный такой? – отрешённо уточняет муж. – Это его пара.

– Ох-х, бедолага, – не удерживаюсь я.

– Кто? – удивлённо спрашивает Азамат, отвлекаясь от ребёнка.

– Ажгдийдимидин. Ты же не думаешь, что он сверху?

Муж поджимает губы.

– Лизонька, я тебя умоляю, не надо обсуждать личную жизнь Старейшин. Тем более духовников. Они ведь и услышать могут. Это не наше дело! Да и потом, насколько я знаю, жалеть Старейшину Ажгдийдимидина не приходится. Он очень счастлив со своей парой.

– Да, но-о… – начинаю я, но Азамат быстренько перебивает:

– Ты завтра с утра уедешь?

– Да нет, мне наш «Ажги-хян» до вечера велел тут погулять.

– Ну Ли-и-иза! – Азамат воздевает руки к небу. – Я же тебя просил его так не называ-ать!

Я пользуюсь воздетыми руками и тыкаю его под рёбра.

Наутро я честно, как велено, отправляюсь гулять по городу, захватив с собой Алэка – не оставлять же бедную крошку в одиночестве на целый день. С мелким мне, конечно, не очень хочется таскаться по людным улицам, где ездят машины. Замотавшись в слинг и воссев на Пудинга, я делаю круг почёта по окраинам. Очень медленно, потому что Пудинг считает своим долгом пожевать ягод с каждого куста, ну или на худой конец цветочек из-под забора. Хорошо, что муданжцы не держат палисадников с культурными декоративными растениями, а то ещё наорут на меня, а потом, когда узнают, помрут от ужаса.

Двигаясь от куста к кусту, Пудинг постепенно завозит нас на речной берег, где обнаруживает куртину дикой кукурузы и вставляется в неё по самое седло. Поняв, что вытащить его в ближайшие пару часов не удастся, я спешиваюсь, разворачиваю одеяло и располагаю себя и мелкого валяться на солнышке. Города отсюда практически не видно, зато вода так блестит, что смотреть больно. Я лежу, зажмурившись, и пытаюсь отгадать, зачем же Ажгдийдимидин послал меня гулять, и туда ли я пошла, куда надо? Может, он хотел, чтобы я по кабакам пошлялась? Или по улицам, чтобы встретить кого-то? Надо было уточнить… Но с другой стороны, он и сам, наверное, понимал, что дал весьма расплывчатые указания.