Я ухожу, предоставив ему самому выкручиваться, если кто-нибудь заметил оговорку про «снаружи». Интересно, у него ультразвуковое зрение? Или слух? Или в ладонях локаторы?

Когда я после кормления спускаюсь с мелким в кухню, от сушей остаётся хорошо если треть, а все уже сытые, даже Ирлик. Видимо, в человеческой форме он и насыщается, как человек. Азамат встаёт и перехватывает у меня ребёнка, то ли чтобы мне удобнее за стол было садиться, то ли опасается каких-нибудь финтов от Ирлика.

– Вот, знакомьтесь, – Азамат демонстрирует наше произведение.

Ирлик долго и внимательно смотрит на мелкого, так, что матушка начинает ёрзать на стуле. Потом осторожно проводит ладонью по жидким детским волосёнкам.

– Хороший…

Ребёнок улыбается.

– Ух ты! – удивляется Тирбиш. – Как вы на детей хорошо действуете! Он ещё ни разу не улыбался.

– Теперь будет часто, – подмигивает Ирлик. – Весёлый будет парень, душа компании.

Матушка фыркает.

– Тоже мне предсказатель нашёлся! Это вон на отца взглянуть достаточно, чтоб предсказать!

Ирлик так заходится хохотом, что чуть не опрокидывается вместе со стулом, а мелкий вторит ему птичьим попискиванием. Я только головой качаю, глядя на это безобразие.

Азамат подвешивает по правую руку от себя над кухонным диванчиком люльку и укладывает туда мелкого. Ирлик, отсмеявшись, откупоривает бутылку, Тирбиш достаёт невообразимо красивые крошечные хризолитовые пиалушки, и Ирлик своей рукой их всем наполняет.

– Вы-то будете? – спрашивает он сурово глядящую матушку.

– Да нехорошо вообще-то в мужском обществе, – вздыхает она. – А с другой стороны, когда ещё доведётся…

– Хотите, мы с вами в гостиную уйдём? – хихикаю я.

– А ты будешь? – уточняет она.

– Конечно, любопытно же!

– Ну ладно, тогда я тоже буду. Но чуть-чуть!

Мы поднимаем тост за здоровье наследника. Вино оказывается действительно очень хорошим. Свежее такое, с интересным вкусом, немного похоже на персик, хотя вроде цитрусовое… Муданжцы, отпив, принимаются хвалить, перечисляя всякие недоступные мне, простому пользователю, характеристики типа многоцветности и проникновенности, если я правильно перевожу с муданжского, а потом углубляются в обсуждение, сколько именно часов надо выдерживать какую-то загадочную первую фазу, чтобы получить наилучший результат. Видимо, эту жидкость очень сложно приготовить. Ну ладно, мне-то что, пью и не заморачиваюсь.

После третьей пиалы Азамат с матушкой отказываются, а парни уже показывают первые признаки опьянения. Матушка предлагает мне пойти проветриться на веранду, пока «эти пьянчужки» тут пытаются выиграть свой приз. Мы прогуливаемся по высокому берегу, обсуждая сравнительное удобство муданжских и земных детских одёжек, занятость Азамата и красоту пейзажа. Потом она решает, что ей положен послеобеденный сон, и удаляется в свою комнату.

Азамат просит разрешения гостя и тоже встаёт из-за стола: ему надо собираться в дорогу. Вино на него почти не подействовало, а до вылета совсем выветрится, так что он категорически намерен сегодня улететь. Бойонбот с Тирбишем всё ещё пытаются перепить Ирлика, хотя у обоих уже языки заплетаются, да и сидят они как-то криво.

– Помочь вам, что ли, – хихикаю, садясь на своё место.

– Им? – Ирлик кивает на парней. – Или мне?

– Да ты-то и сам хорошо справляешься, – говорю. Он наливает мне вина. Кажется, эта бутылка вообще не пустеет. Уже все упились, а там ещё половина.

– Да-а, я столько воздерживался, что сегодня уж оторвусь, – он подмигивает. – За безделье!

– А можно спросить? – я чокаюсь с ним. Он кивает. – Какое такое хозяйство ты всё это время восстанавливал?