– У меня нет слов! – он крепко обнял своего ученика и расцеловал девушку в обе щёки. – Снимаю шляпу – ты превзошёл своего наставника, – Гвидо энергично потряс руку Рауля, – и наконец-то встретил достойную партнёршу.

– Меня только зачислили в школу, буквально минуту назад, а Вы пророчите мне партнёрство, – улыбнулась Клэр. Девушка не устраивала буйных сцен ликования по этому поводу, но звенящий голос и блестящие глаза выдавали её состояние.

– Если у него есть голова на плечах, а я более чем уверен в этом, то он примет правильное решение, – Гвидо хитро подмигнул Клэр.

– Я непременно воспользуюсь Вашим советом, маэстро, – Рауль склонил голову, выражая своё почтение. – К сожалению, мы не можем остаться надолго, у нас билеты на поезд.

– О, тогда не смею вас задерживать. Но, я надеюсь, мы скоро увидимся?

– Конечно, – Эмбриагез поднял со стола свою куртку и вытащил из застёгнутого на молнию кармана пухлый конверт из плотной кремовой бумаги. – Пригласительные билеты на благотворительный вечер, дорога и проживание за наш счёт. От Вас и Ваших коллег требуется присутствие, инструменты и несколько произведений для создания атмосферы непринужденности, на Ваше усмотрение.

– Будем обязательно, – пообещал Гвидо. – Не опоздайте, – поторопил он. – Спасибо, что заглянули, порадовали дедушку.

– Скажете тоже… «дедушку», – с укоризной произнесла Клэр, – да за Вами мои ровесницы должны толпами бегать.

Маэстро приосанился:

– Вы так убедительно льстите, что я сам почти поверил. – Все рассмеялись. – Счастливого пути, – пожелал Гвидо.

Некоторое время спустя Клэр и Рауль стояли на александровском мосту, облокотившись на каменные перила, и любовались бриллиантами огней, вырисовывающих контур Эйфелевой башни на почерневшем небе. В воздухе пахло дождём и совсем немного – болотной тиной, прозрачный небесный холст глубокого цвета синих чернил изредка разрывали снежно-белые зигзаги далёких молний. Оба молчали, но не потому, что им нечего было сказать. Каждый перебирал в уме события пролетевшего дня, думал о своём, вспоминал… Им было комфортно в тишине позднего вечера, изредка прерываемой обрывками доносящихся издалека мелодий или плеском вёсел по глубокой тёмной воде. Через пять минут созерцания картины ночного Парижа они встретились взглядами, тепло улыбнулись друг другу… и одновременно вздрогнули от ослепительных вспышек – молнии и фотоаппарата.

– Pardon, monsieur, mademoiselle, – затараторил невысокий худой мужчина в забавной кепке и обмотанный бесконечно длинным шарфом. Глаза Рауля сузились и смерили его тяжёлым взглядом, поэтому фотограф поспешил объясниться сам, не дожидаясь вопросов. – Je ne suis pas un paparazzi, – умоляюще начал он.

– Un espion? – подозрительно спросил Эмбриагез, пряча улыбку.

– Non! – в ужасе схватился за голову фотограф. – Je suis photographe. L’art! – с благоговением выкрикнул он, отчаянно жестикулируя. Клэр с интересом наблюдала за разворачивающейся сценой. А Рауль забавлялся, глядя на служителя искусства сверху вниз.

– La photo, – сурово потребовал он, протягивая руку.

– Oui, certes, – мужчина закивал и засуетился, переворачивая дорогой аппарат и подсоединяя его к переносному фотопринтеру. Не прошло и минуты, как француз отдал Раулю две горячих карточки.

– Merci, au revoir, – всё тем же грозным тоном произнёс Эмбриагез, сопроводив свои слова свирепым взглядом. Фотограф съёжился, неразборчиво промямлив что-то в ответ, но уходить не спешил.

– Что ещё? – гаркнул Рауль. – L’argent? – он полез было за бумажником, но француз отрицательно замахал руками и, указав на свою визитницу, протянул вперёд руку ладонью вверх. – Ладно, чёрт с тобой, – усмехнулся Эмбриагез, протягивая фотографу визитку. – Исчезни куда-нибудь. Ma secrétaire, – объяснил он. Мужчина в кепке обрадованно закивал и только теперь спешно ретировался.