Вскрикнула, объятая ужасом, мать новорожденного:

– Мариам, дочь моя, спасай брата своего Мелхия! Враги рядом, прольется кровь невинного младенца.

Мариам крепко обхватила брата, что – то шепнула на ухо, быстрым шагом приблизилась к печи и бросила младенца в огонь, закрыв своей спиной огненное чрево. Иохавед от сотворенного зла потеряла сознание.

Шпионы ворвались в дом:

– Где ребенок? – угрожая кинжалом, на Мариам набросился старший. – Говори, или отправляю тебя к крокодилам Нила!

Мариам стояла неподвижно, взгляд блестел, как ночная звезда, обдавая соглядатая обжигающей смелостью и гордостью.

– Здесь нет младенца, – голос девушки был тверд, как металл кинжала, – только я и моя больная мать.

Все щели старого дома высмотрели воины фараона, но так и не нашли Мелхия. Только в печь не заглянули, а Мариам не отходила от нее, закрывая своим телом.

Как только закрылась дверь за египтянами, пришла в себя Иохавед:

– Какое зло содеяла ты, – гневно произнесла она, – сожгла в печи моего сына и своего брата.

И вдруг увидела ошеломленная мать, что огонь в печи погашен, а Мариам держит на руках живого и невредимого младенца.

Мариам бережного положила спящего безмятежным сном Мелхия на полати рядом с Иохаведой и сказала пророческие слова:

– Вот родился в этот год сын у моего отца и матери, и он спасет Израиль от власти Египетской.

Этому ребенку предстояло войти в историю своего народа и человечества под именем Моисея. Ребенок родился «обрезанным», то есть без крайней плоти, и это немедленно было воспринято матерью как знак свыше.

И поистине, младенец Мелхий был прекрасен, светилась в нем необычная, неземная красота. И потому верила мать словам своей умной не по годам двенадцатилетней дочери Мариам, прятала его тщательно от глаза египтян. А когда те стали носить своих маленьких детей в еврейские дома, чтобы откликнулось дитя еврейское ребенку египетскому, зажигала печь и клала Мелхия в огонь – горел огонь, но живым оставался младенец.

Шел конец месяца февраля, сделалось солнце жаркое над Египтом, побежали в Нил дальние ручьи с ледовых предгорий. И разлилась главная река Египта водой высокой и бескрайней, стеной непреодолимой отгородив дом Амрама и Иохавед от шпионов фараона.

И шептала Мариам в углу дальнем дома горячие слова благодарности, возбуждающие чувства и обостряющие ум, а брат ее Мелхий не по возрасту имел мудрую сдержанность во взгляде, глубоком и чистом, словно знал младенец о своем особом предназначении.

Совпавшее с рождением Моисея разлитие Нила продолжалось три месяца. Доброта и любовь царили все это время в доме.

Но пришла жара на землю египетскую, стоял месяц апрель. Воды Нила ушли вниз, забегали в ночи коварные разведчики фараона, выискивая новорожденных.

Иохавед чувствовала, что беда вот – вот нагрянет и в ее дом.

– Мариам, дочь Амрама и моя дочь, – сказала утром она. – Сон ночью пришел ко мне. Я и ты в богатом доме, бегают по нему люди и не могут понять, откуда льется сияние серебряное, как будто Луна небесная спустилась на землю.

Мариам ласково обняла мать и радостно воскликнула:

– Твой сон ключ к спасению Мелхия. Тебе снился дворец фараона, а сияние исходило от моего брата – великое будущее ждет его. Мы спасем Мелхия, если он окажется в доме властителя Египта. Только надо придумать, как это сделать.

Если Мариам придумала средство для спасения только что родившегося брата, поместив его в горящую печь, то Иохаведа для защиты сына изыскивает второе средство. Она обращается к воде. Огонь и вода, два начала в творении мира и человека, и оба талисмана сошлись в одном месте и в одном времени для избранного народа. А еще две женщины, мать и сестра, словно драгоценные каменья оникс, освещали сердцами своими великую, сложную и драматическую судьбу Мелхия.