В среде мистиков распространено выражение: «Если вы умрете до того, как умереть, тогда, когда вы будете умирать, вы не умрете». Идея в том, что если вы поистине пробудитесь к этому вневременному полю всеобнимающей Любви (или предельной Реальности), то вы «отпустите» или «вознесетесь над» своим обособленным «я», или эго, – вы умрете для него – и вследствие этого обнаружите собственное вневременное и вечное бытие. Таким образом, когда погибнет ваше физическое тело, сердцевина вас, пережившая это постижение, не умрет – в том смысле, что ей в прямом переживании откроется ее собственная вневременная и бессмертная Основа.

Я всегда говорю, что мы с Трейей «вместе выросли» (из-за тех ужасающих кошмаров, которые принудили нас к росту) и «вместе умерли» («духовной смертью, что запредельна смерти»). И я это утверждаю всерьез. Со всей чудовищной болью, страданиями и непрерывными погружениями в ад – и со всей вновь и вновь проявляющейся безусловной Любовью, которая постоянно кидала нас в бесконечное пробуждение, – мы умирали и возрождались столько раз, что к моменту, когда мы проводили друг с другом последние несколько часов, мы оба всецело и абсолютно все отпустили и умерли для всего этого. Так мы оба погрузились во вневременное и запредельное смерти пробуждение, которое в моем случае не прекращается и сегодня (и я уверен, что то же верно для Трейи). Именно поэтому ее присутствие по-прежнему ощущается так, будто все это происходило вчера. Вневременность, в конце концов, означает именно это: вневременность. Буквально.

Моим единственным и все перевешивающим обещанием, которое я дал Трейе, было то, что я ее вновь найду; и я хранил верность ему с того самого дня, как дал его. После ее смерти я продолжил свою деятельность в мире времени: писал примерно по книге в год; заменил термин «трансперсональный» на «интегральный» в обозначении своего подхода; я необычайно радовался всем ценным достижениям, которые мне посчастливилось совершить. А Трейя совершенно вневременным образом постоянно и неукоснительно была где-то рядом.

Мое глубочайшее желание состоит в том, чтобы, читая последующие страницы, вы тоже познакомились с Трейей. Когда вы позволите ей войти в свою жизнь – даже если это соприкосновение будет мизерным в сравнении с тем, что пережил я, – я уверен, что и вы изменитесь по-настоящему значимо. И я готов биться об заклад, что даже тогда, когда вы будете следить за вереницей наших адских злоключений, безусловная Любовь всецело совершенного рая, который мы с Трейей соразделили, будет сиять и светозарно звучать и в вас тоже.

Добро пожаловать во вневременное.

На момент написания этих строк со дня смерти Трейи прошло уже десять лет. Ее присутствие в моей жизни обернулось для меня и бесценным даром, и неизмеримой потерей. Даром были те годы, что я знал ее; потерей стал ее безвременный уход. Конечно, что-то подобное происходит чуть ли не с каждым событием в жизни: оно и наполняет тебя, и опустошает, причем одновременно. Дело лишь в том, что люди, подобные Трейе, невероятно редки среди нас; оттого и счастье, и боль становятся сильнее во сто крат.