– И при нем никаких документов, водительских прав, блокнотов, записок?

– Ни фига. Кроме вот этого. – Овсов вынул из ящика стола небольшую, в половину почтовой открытки фотографию. – Посмотри.

Пафнутьев взял снимок. Это был портрет молодой женщины. Едва уловимая улыбка, взгляд исподлобья, который можно было бы назвать и выжидательным, и настороженным, короткая прическа, светлая блузка, пиджак. Ее наряд не выглядел праздничным, но это была хорошая одежда.

– Красивая женщина, – сказал Пафнутьев. – Мне нравится. – Он перевернул снимок – оборотная сторона была чиста. Ни даты, ни имени, ни росчерка. – Твой Зомби видел эту фотографию?

– Конечно. Он ее не помнит.

– Послушай... Если он был, как ты говоришь, в неважном состоянии, если машина сгорела, а у него в спине дыра от ножа... Как же сохранился этот снимок?

– Он был в целлофановом конвертике. Знаешь, выпускают такие для удостоверений... Все было залито кровью, но снимок в конвертике не пострадал.

– Где нашли? – спросил Пафнутьев.

– В заднем кармане штанов.

– А в остальных карманах?

– Пусто. Его хорошо обшарили... Только в задний заглянуть не догадались. Или же не смогли – он лежал на спине. – Овсов взял снимок, еще раз всмотрелся в женское лицо.

– И он не знает, кто это?

– Паша, повторяю в сотый раз: не знает, кто он сам. Зомби. Каждое утро встречает меня одним и тем же вопросом: «Ну что, узнали, кто я?»

Пафнутьев подошел к окну, потрогал крашеную раму, провел пальцами по стеклу, щелчком сбросил с подоконника дохлую муху, снова сел на кушетку.

– Хорошая кушетка, – сказал он отстраненно. – Надежная.

– Да, вполне, – согласился Овсов. – Не люблю мягких кроватей. На мягком плохие сны снятся... Задыхаюсь, проваливаюсь куда-то, тону... Ну и так далее.

– Хорошая кушетка, – повторил Пафнутьев и без всякой связи спросил: – Он сильно изуродован?

– Ничуть, – ревниво ответил Овсов. – Я хорошо поработал. Если ему немного начесать волосы на лоб, отрастить небольшую бородку и надеть темные очки... То вообще ничего не заметишь. А со временем и в очках надобность отпадет. Нет-нет, все сработано на хорошем уровне. За ту ночь я вполне доволен собой. Да и с парнем повезло – больно живучим оказался. После того ножевого удара, не говоря уже об остальном... Не каждый бы выкарабкался. Далеко не каждый.

– Хороший удар?

– Это удар не случайного человека. Ты так не сможешь. И я не смогу. Так сработает только тренированный в своем деле человек. Нижнее ребро отсечено начисто.

– Надо же, – озадаченно пробормотал Пафнутьев.

– Хочешь познакомиться?

– Боязно как-то...

– Все страшное уже кончилось. Нормальный парень. Тебе понравится. Вот увидишь.

– Пошли, – Пафнутьев поднялся, взял со стола фотографию неизвестной женщины и сунул в карман. – Это я забираю. Постараюсь узнать, кто она.

– Сможешь? – с сомнением спросил Овсов.

– Овес, ты меня еще не знаешь. Ты меня еще узнаешь. Скажи мне, Овес, вот что, – Пафнутьев остановил хирурга у двери. – Есть какие-то запретные темы, вопросы при разговоре с ним? А то вдруг ляпну что-нибудь несусветное, а?

– Мы говорим откровенно. Обо всем. Да с ним и невозможно играть в какую-то деликатность, темнить... Как я понял, человек он был довольно жестковатый, вещи называет своими именами. – Выйдя в коридор, Овсов первым зашагал к маленькой палате, где уже несколько месяцев лежал странный больной, которого он окрестил Зомби. – Единственное, что его волнует, – он хочет знать, кем был в предыдущей жизни.

– Ответим, – кивнул Пафнутьев. – На все вопросы ответим. Веди меня к нему. Я хочу видеть этого человека.

Палата оказалась действительно отдельной, но настолько маленькой, что крупноватые Пафнутьев и Овсов протиснулись в нее с трудом. Кровать одной спинкой упиралась в окно, вторая спинка почти перекрывала вход, поэтому войти можно было только боком. На кровати, подняв подушку и упершись в нее спиной, лежал человек. В руках его была газета. Как успел отметить про себя Пафнутьев, старая газета, недельной давности. Еще целый ворох газет лежал на полу. Похоже, чтение составляло главное занятие больного.