метели закончился шквал,
кишащая масса бурлила
собой возрождая кристалл!
641 поэты в раздумьях
Поэты в раздумьях стихи не читают,
пытаются новое ткать полотно
из ниток словес. В поднебесье витают,
слетая немедленно камнем на дно
обыденной жизни, где войны, пороки,
стандартные брызги измученных луж.
Поэты в раздумьях невольно пророки,
пророки неволи. Для Музы он муж,
решивший навечно остаться с любимой,
потерянной, найденной, но дорогой.
Поэт – заверение быть нелюдимым,
зловредным, несчастным, не нужным другой
стране, стороне и продажной причине
в обмене на золото, слитки хвалы.
Поэт утопает в пространной пучине
поэзии чистой, срываясь в валы
бурлящего рокотом времени… Ясно
на небе ночном. Покатилась звезда
в далёкие земли, где было опасно —
поэта раздумья несут уж туда…
642 чабрец
В росе серебристой чабрец распушился,
разросся не сразу, за несколько дней,
пока, умоляя, он солнцу божился
нести аромат благородных корней —
заветами предков безмерно гордился!
…В июне сорвали чабрец косари,
чаёк заварили… Недаром родился
в росе серебристой под светом зари.
643 берёзовый ствол
Разбитые звёзды мерцать перестали,
усеяли Космос осколками слёз.
Стволы порождённых Землёю берёз
со временем вдруг чёрно-белыми стали.
В их памяти вечность смешалась со днём,
когда разрывала планеты стихия,
рождённая Богом. Священным огнём
он строил своё, разрушая плохие
задумки Эдема. Берёзовый ствол,
тоскуя по звёздам, набрался отметин,
для нас он достаточно стал не приметен,
увидел же много берёзовый ствол.
644 ночь уходящая
Небо искрилось. Ночь догорала
в огненном шлейфе рождённого дня.
Светом с востока её покарало.
Ночь догорала. С утра колготня
между деревьев в туманных посадках,
перья летают – проснулись грачи
и на работу в поля без порядка
стаей слетают, как дым из печи
вьются клубами, чернея черняво,
влево и вправо, порой вразнобой.
Криком исходят, горланя: «Канава!»
Стрелами канули вниз – водопой.
Ночь догорела на западном фронте
тёмным касанием тронув овраг
в самой низине: «Простите, позвольте
в сырость оврага разбавленный мрак,
словно пижаму закинуть ночную?
Позже вернусь я за нею, пока
день наступает. Его не волную.
Гонит меня, проминая бока
солнечным светом, теплом убежденья.
В дальние дали заставил идти…»
С ней соглашаясь кивали растенья,
грач, потерявшись, горланил: «Лети!»
645 избыток культуры
Субботник апрельский в разгаре,
Желающих мало (не вру!)
Попрятались. Дворник в ударе
Граблями сгребает траву.
Забились от мусора зубья —
Наелись полынных стеблей.
Торчат, как подсохшие струпья
Весенней проказы людей.
Бессмысленно гадить в жилище,
Европы любить чистоту…
Культурой, наверное, нищи
Иль просто привычка в ходу.
Культура останется в книгах,
В картинах, скульптурах, кино,
В музейных, быть может, интригах,
Но в жизни её решено
Отправить подальше. Пакетом
Глядит отголосок проблем.
Так кто же одарит ответом
На краткий вопрос: «Ну, зачем?»
646 вместе
Российские земли с Сибирью надёжной,
держащейся крепко простором степей,
корнями деревьев из зоны таёжной,
в величии вместе и в скорбности дней —
единая сущность. Пролитые слёзы
во время войны пропитают сердца.
Врагам предначертано жалить, как осы,
друзьям – защищать молодого бойца…
Весенние грозы сибирским ударом
раскроют глаза и захочется жить
легко, безмятежно, но чёрным нагаром
война отобьёт задушевную прыть.
Одумайтесь, люди! За что вы вините
друг друга, съедая снарядами плоть?
Вы рвёте последние божии нити,
пытаясь духовную ткань распороть.
Слова неуместны. Кровавое действо
закончится рядом, рванёт вдалеке.
Потеряно будет беспечное детство
у юных людей, что живут налегке…
Сибирские земли в России надёжной
страну пропитали простором степей,