Сделав заказ в одном из ресторанов, чтобы блюда к новогоднему столу привезли на дом, Ильинский подошёл к окну и, засунув руки в карманы джинсов, вгляделся в полоску неба. Стремительно темнело. Короткий день уже заканчивался, а ему на смену приходил морозный вечер. Где-то вдалеке мелькали вспышки от взлетающих вверх салютов. Раньше он любил Новый год. У него даже ощущения были теми же самыми, что в детстве. Когда какая-то частичка чуда поселялась глубоко в душе и жила там ещё долго после того, как праздники оканчивались.

Но в последние три года всё было совсем иначе. Словно начинался тот отсчёт времени, который неминуемо завершался очередным приступом. Сколько бы секунд, минут и часов ни отделяло его от той злополучной январской даты, воспоминания не становились тусклее. Напротив, с каждым разом, когда возникали в голове, приобретали какие-то новые черты.

Он сделал глубокий вдох и увидел, что Нино гуляет по саду с коляской, и эта картина вдруг отозвалась в душе тем, от чего даже дыхание перехватило. Отойдя от окна, Герман схватил первую попавшуюся толстовку, после чего направился в сад.

– Я к вам, – безапелляционно, будто с ним кто-то намеревался спорить, произнёс Ильинский, приноравливаясь к шагу Нино.

В саду уже царил полумрак, разбавленный неяркими отсветами от фонарей, установленных вдоль расчищенных от снега дорожек. В доме охраны ярко светились окна, в которых можно было разглядеть мельтешение бликов от работающего телевизора.

– А мы скоро домой, – откликнулась Нино. – Алине пора ужинать.

– Хорошо.

Он не знал, что ещё сказать. Только спрятал руки поглубже в карманы кофты. Снова вдалеке послышался грохот канонады от салюта, который запустил кто-то нетерпеливый. Интересно, а какие ощущения были у Нино от Нового года? Он покосился на идущую рядом девушку. О чём она мечтала, когда была маленькой? Какие подарки просила под ёлку? Сохранила ли до сих пор это предвкушение?

Неожиданно эти мысли разозлили. Она здесь потому, что работает няней его ребёнка. И точка.

– Ты ведь останешься на эту ночь? Не поедешь к родным? – задал Герман вопрос, слыша, как приглушённо звучит его голос.

– Останусь, конечно. А к родным съезжу, когда будет возможность. На пару часов.

– Окей. – Он остановился, и Нино, толкающая перед собой коляску, последовала его примеру. – Ладно, я пойду немного посплю. Если будут бабахать и Алина не сможет заснуть, посижу с ней до утра, – процедил он, и прежде, чем Нино отозвалась, развернулся и зашагал к дому.

Ему снилась Оля. Миллиарды воспоминаний, словно острые иглы, впились под кожу. Сейчас, когда подсознание подкидывало ему те картинки, которые он загонял как можно глубже, Герман снова горел в огне. Ощущения, жадная потребность повернуть время вспять, необходимость прикоснуться к Оле, чтобы обмануть себя и поверить в то, что она живая… всё это хороводом кружилось в голове.

Он вглядывался в своё изуродованное лицо, отражающееся в зеркале, а рядом с ним стояла Оля. Но видел он её только там, по ту сторону холодного и равнодушного стекла. Она улыбалась, склонив голову набок. Всё такая же, какой он её помнил – настоящая, близкая, родная…

– Ты теперь с другой? – шепнула Ольга, и Герман вздрогнул. Разве мог он вообще думать хоть о ком-то, когда рядом была она?

– Нет. Ты вернёшься?

– Я буду ждать тебя здесь.

Она протянула к нему руку, касаясь гладкой поверхности с той стороны, и Ильинский тоже приложил ладонь к зеркалу. Совершенно неожиданно оно пошло трещинами. Там, где его касалась ладонь Германа, разбежалась по сторонам тонкая сетка изломанных линий, после чего стекло разбилось на осколки. Какие-то из них осыпались на землю, какие-то впились в руку, причиняя острую знакомую боль.