- И не одна. Сына приведёт знакомиться.      

- С кем?      

- Ну, не со мной же. Я его уже видел. С тобой.      

- Вот как…         

Я тяжело вздохнула. По правде, со страхом ожидала того момента, когда дед примется устраивать мою личную жизнь, и вот, похоже, он наступил. Нет, такая забота была мне в некотором роде приятна, но… Но я всё ещё надеялась на то, что всё не так плохо.     

- Приготовь чего-нибудь, ну, как ты умеешь. Они приедут к четырём.      

Я бросила взгляд на часы. Прекрасно. Три часа на все чудеса, а ещё вроде как надо выглядеть более-менее пристойно…       

- Ладно. Пойду в душ, потом готовить, - буркнула я, понимая, что мой первый выходной накрылся медным тазом. Что дедушка, впрочем, воспринял совершенно нормально. Кивнув, полез в свой волшебный шкафчик, где стояли запасы его наливок, и я поняла, что до моих пожеланий провести субботу на диване возле телевизора ему нет никакого дела.      

- Танечка, а вы ведь с детками работаете? - во второй раз за последние полчаса спросила Елена Викторовна, оказавшаяся весьма приятной женщиной полной комплекции, как раз такой, какую любил дед.      

- Да, с детками. В детском садике.     

- Значит, деток любите.     

Она бросила на сына Вову красноречивый взгляд, и тот подвинулся чуть ближе ко мне. Едва только они вошли в нашу квартиру, как я поняла, что начинаю злиться. Хотя, вроде бы, особо на меня никто никогда не давил, и знакомство с Владимиром совсем ни к чему не обязывало, но… Неужели лысеющий мужчина сорока с лишним лет, обладатель весьма внушительного живота - это и есть тот самый «принц», в котором дедуля увидел того, с кем я могла бы построить семью?     

- Татьяна, ещё шампанского? - предложил Владимир, и я помотала головой.      

- Нет, спасибо. У меня есть.       

Он замолчал, очевидно, не зная, о чём говорить. Я не знала тоже, потому принялась и дальше ковыряться в салате.       

А вот дедушка и Елена Викторовна чувствовали себя словно рыбы в воде, и то ли под действием наливок, то ли просто потому, что были менее скованы в сложившихся обстоятельствах, вовсю обсуждали, как отправятся завтра или в музей или на концерт.       

- Танечка, а вы любите Стаса? - неожиданно вопросила Елена Викторовна, и я удивлённо округлила глаза, пытаясь воскресить в памяти всех своих немногочисленных мужчин. Стаса среди них ожидаемо не оказалось.        

- Какого Стаса? - выдохнула я и всё же допила шампанское.      

- Ну, Михайлова, - в голосе Елены Викторовны послышалось разочарование.      

- А, Михайлова. Тот, который поёт про рассветы и туманы?      

- Да.      

- Очень люблю, - соврала я, чтобы только от меня отстали. - Вы его поклонница?     

- Да! - Глаза Елены Викторовны загорелись от восторга, и я слабо улыбнулась ей. Я уже предвидела, как посиделки перейдут в вечер песен имени Стаса Михайлова и мысленно готовилась в ближайшее время обозначить дедушке своё нежелание впредь знакомиться с сыновьями и внуками его пассий. И когда Владимир поднялся из-за стола и предложил сходить с ним на балкон покурить, я, ни разу не бравшая в рот ни единой сигареты, с благодарностью кивнула.      

Прохладный ветер заставил поёжиться, но всё же чувствовать на себе касание осенней свежести было гораздо приятнее, чем сидеть в душной кухне в той компании, к которой я была совершенно не готова морально. И снова в памяти всплыл образ Роберта. Я невесело хмыкнула, покосившись на увлечённого прикуриванием Владимира, отвернувшегося и прикрывающего рот ладонью. У Роберта, разумеется, были совсем иные встречи. В дорогих местах, с партнёрами по бизнесу, например, или со старыми друзьями, с которыми они учились в крутом столичном университете. Или вообще где-нибудь в Кэмбридже. И это лишний раз доказывало, насколько мы из разных миров.