– Народная песня к Вашим услугам.

– Да, простой народ достойно слагает! Заслушаться можно, будто в тени в жаркий день в холодную речку окунуться. Впервые в этих краях?

– Да, только что прибыл.

– А пение Ваше достойно похвалы! А главное, за историческую память. Смотрите, вон там хатки, видите?.. – и он указал на череду белеющих впереди хижин.

– Вижу.

– В Галузине11двадцать один год назад несколько дней гостил знаменитый мастер вальсов Фридрих Великий, когда вёл войска против императора Йозефа.

– Благодарю Вас! Да, великий был человек этот Фридрих Великий! – улыбнулся Гласивец, – Нынче тот дом и местность увековечены, ведь не понять местным жителям тех злоключений и слёз, но человек по истине великий…

– Смотрите, какой талант! – улыбнулся незнакомец, – Запросто мог и героические подвиги вершить и вальсы сочинять!

– Да, но весть восторг пропадает, как понимаешь, сколько бедствий народу принёс…

Незнакомец удивлённо улыбнулся:

– Однако для Крамольни достаточно в этакой деревенской глуши, прямо демократические речи! Редкий у нас гость, не иначе французским ветром занесло!

– Вы меня прямо за какого-то революционера принимаете! Полагаете, что народ…

– Народ, народ… – прервал речь Антонина незнакомец, – Что за модная фраза! Простите, но я не признаю понятие «народ», как таковое. Будучи лекарем из того города, никогда не имел там врагов. Я живу с народом, и потому меня очень огорчает поверхностное суждение о нём, будь то письменно или устно. Я – теоретик, – тут он резко взглянул на Гласивца, – Пишу о благе простого народа, ничего практически не зная, чем он жив. Есть прекрасная теория о правах простого народа, но реальный вклад в дело лучше декламации.

– Не возражаю, пан, но это не так занимает меня в первую очередь, стоит посмотреть хоть куда-нибудь. Не думаю, что наш народ, чешский народ…

Лицо незнакомца сначала нахмурилось, потом прояснилось:

– Наш народ? А что Вы для него делаете?

– Если Вы осведомлены его жизнью, то и проблемы знаете.

– Ладно, я всё же не из дворян и с народом дружу, – улыбнулся доктор, – И знаю, что здесь народу спокойнее.

– Скоро везде так будет.

– Здешнее дворянство – счастливое исключение.

– О, герцога Куронского всюду хвалят! Даже до Праги слухи дошли.

– А Вы из Праги пожаловали? Хозяева недавно оттуда вернулись. Вы познакомились с герцогом в Праге?

– Лично не знаком, меня рекомендовал его друг профессор Пельцл.

– Ах, Пельцл! Да, герцог благоволит учёным.

– И народу. Обедал сегодня в деревенской гостинице и разговорился с некоторыми местными жителями. Они своего пана любят и с теплом о нём отзываются, как о щедром хозяине, но жалеют…

– Ещё и жалеют?

– Да, что управляющий к нему не пускает, ссылаясь, что сам герцог так приказал. А ещё жалеют, что герцог не понимает по-чешски и общается только на немецком.

– В этом много правды, но не забывайте, что простой народ совсем не таков, каким видится.

Не успокоиться, пока всюду всё по-своему не сделает. Неуправляемый, коварный, а если и покорный, то притворно, с выгодой для себя…

– Баламутов всюду хватает, но в целом народ добродушен. И предоставлен сам себе, в целом угнетёт, а тут есть послабления, кое-что разрешено. И так было бы всюду, коли свободу бы дали.

– Полагаете?

– Народ вообще любит жаловаться и сожалеть о подневольном труде. Не будь этого, приободрился бы и радел о другом, а не о той глыбе, которую теперь…

– Полагаете, народ не озабочен ничем более высоким и не способен на большее?

– Не будь той глыбы, не сомневался бы ни минуты. Вот творит, например, прекрасно. А всё сразу не бывает. Если бы удалось преодолеть страхи этой толпы, тогда хозяевам бы удалось положить доброе начало без бунтов и революций.