В эти дни нам хорошо работалось. Вместе писали на этюдах берег залива с валунами, звенящие на солнце сосны и даже тихую заросшую гладь пруда в усадьбе И.Репина.

Сумрак комнаты и эта тишина без мобильных телефонов и не нужного здесь телевизора. Время течет медленно, по капельке. Здесь совершенно выпадаешь из его бега. Теперь мы, как эта старая дача, совсем из другой эпохи, а может, просто задержались здесь еще на время. Это только вещи живут дольше людей, они еще остаются и сохраняются – мы же уходим навсегда. Что останется, память? Но ведь она есть не у каждого. Часы, шурша стрелками, неумолимо отсчитывают наши часы и минуты. Так уж устроен мир, что хорошего в жизни всегда меньше, и оно быстро заканчивается.

День стоял теплый и пасмурный. С утра над заливом бродил туман, а после десяти часов снова зарядил дождь. Небо без просвета, и так уже третий день кряду.

Шурочка много курит и раздражается по любому поводу. Я терпеливо отмалчиваюсь и, начинаю против своей воли мысленно переноситься в теплую городскую квартиру, с ее чистотой и горячей ванной. Тоска по городской цивилизации все больше щемит сердце.

Словно чувствуя это, Шурочка решительно переключается уже на меня:

– Ну разве так можно писать?

Она берет мою последнюю работу, которую еще недавно хвалила.

– Посмотри на этот ужасный синий цвет, передний план совершенно изжеван. Да, это этюд, но ты до сих пор не оттолкнулся ни от одной серьезной темы. Только проекты и сплошная сувенирная любительщина.

Это последнее больнее всего ранит мое самолюбие. Самое обидное было то, что Шурочка говорила ту правду, которую до этого позволял себе только сам. Молча ломаю свой картон и начинаю неторопливо собирать вещи. Отпуск заканчивался, и лишняя пара дней здесь для меня уже ничего не решала. Шурочка отворачивается и плачет. Ее лицо с мокрыми глазами казалось разом поблекшим и увядшим.

– Ну, перестань, милая, – говорю я и кладу руки на ее вздрагивающие плечи.

Кажется, что в этой жизни мне так и не удалось сделать кого-то счастливым. Но разве любовь обещает каждому из нас счастье и не обрекает на бесконечные муки? Жизнь снова возвращала нас в реальность свободных отношений, в которых мы, однако, были накрепко привязаны друг к другу и уже ничего не могли изменить.

Снова постукивают колеса, а бегущая строка отсчитывает наше время. В вагоне душно. Внезапно исчез звук, будто уши мои заложило ватой. Все куда-то уплыло вместе с дремавшими пассажирами и исчезло вовсе. На мгновение совсем рядом, показалось лицо Шурочки, молодое из нашей первой встречи. Это было только мгновение. Сердце больше не билось в один такт, оно молчало.

Сегодня стоило хорошо закрепить этюдник. Вот так, теперь не снесет. С залива дует сильный порывистый ветер. Этот мыс из гранитных валунов всегда был нашим любимым местом на берегу. Что-то дикое, первозданное было в этих каменных гигантах и взмывающих вверх соснах. Он был нашим причалом и местом уединения.

Погода испортилась окончательно. Линия горизонта терялась за низкими тучами, струившимися словно дым. Волны раскатывались по мелководью и с размаха бились о прибрежные камни.

Помню, что раньше писал это место в июне, ранним утром. Тем интереснее было сделать это сейчас, когда оно изменилось совершенно.

Быстро набрасываю контуры будущего рисунка и перехожу к цвету. Все стремительно меняется на глазах. Очень скоро приходится отойти под плотную крону деревьев, начинается дождь.

Отрываюсь от работы и начинаю кормить чаек. Теперь кажется, что они собрались сюда со всего берега. Крошки выхватываются почти из рук, налету. Настоящая феерия из взлетающих брызг, свиста крыльев и крика голодных чаек. Наконец, натура была найдена мною полностью…