Ветер на крыше заиграл с его длинными волосами, лаская их своими невидимыми руками. Подойдя ближе к краю крыши, бог закрыл глаза и втянул свежий воздух.

Ксантр опёрся ладонями о каменный край. Впервые за долгое время он столкнулся лицом к лицу со своим страхом – незнанием. И именно сейчас, когда всё трещало по швам, он ощущал слабость.

Амария ушла. Навсегда. Не в сон, не в покой – в пустоту. А вместе с собой она унесла тайну: как божественная сила находит новую оболочку и вбирает силу бога.

Ксантр знал многое. Он слышал рождение звёзд и видел, как умирают миры. Но сейчас… Сейчас он был слеп.

Принцесса Рейнграда была заменой, но выбора не было. Хрупкая. Ранимая. Полная несформулированных надежд и ещё не пережитой боли. Амария выбрала не её. В голове мелькнул образ: напуганное лицо, искусанные губы и голубые глаза, полные непонимания.

Ивэлин должна стать той, кем не является. И он должен был помочь.

Даже если это значит – сломать её. Она должна почувствовать. Не думать, не мечтать, не представлять. Любовь – как вспышку. Боль – как пульс. Ненависть – как дыхание. И тогда – внутри неё раскроется то, что спрятала Амария.

Чёрные глаза устремились к вершинам гор, обдумывая. Ксантр не был стратегом. Он многое знал, но война и разрушения были чужды для того, кто собирал мудрость и опыт. В том, что Аксель придёт, божество Знаний не сомневался. У него всё было готово ко встрече с любым, кто посмеет посеять зерно хаоса в его обители. Но если сам Война решится показаться – то вопрос времени, сколько выстоит Храм.

И всё же Ксантр надеялся, что к тому времени Ивэлин сможет вобрать в себя силу. Иметь сильного союзника на своей стороне всегда выгоднее – именно так размышляют стратеги.

В который раз бог пытался разгадать планы Хекат, чтобы понять её мотивы, но сталкивался со стеной. Смерть всегда была в стороне от остальных. Она не имела привычки плести интриги и заговоры, а потому её невозможно было прочесть. Сестра не играла в игры живых. Она приходила, когда её ждали. Или когда – нет. Но она не строила планов. Не торговалась. Не собирала чужие долги.

Зачем ей ребёнок?

Ответ в который раз приводил к Фьори. Девушка, что встала на перепутье игр богов. Знала ли наследница Эстериона, что происходит, или действовала только из собственного желания противостоять?

Вызволить девчонку из Храма Смерти было разумно только для того, чтобы разгадать загадку. Ксантр не любил то, чего не знал, а потому Фьори была необходима.

«Сомнар, есть новости?» – мысленно обратился брат, понимая, что богиня услышит его.

«Бесполезно. Я не вижу её…»

«Есть другие способы?»

«Нужен кто-то, кто вызовет в ней сильные эмоции, чтобы она очнулась», – после недолгого молчания отозвался глухой голос в голове.

«Сестра?»

«Воззовёт к чувству долга и вины. Нужно что-то сильнее, Ксантр…»

И снова ответ привёл к любви и ненависти. Есть только одно существо, что способно вызвать два таких сильных чувства – но вряд ли Аксель согласится сделать это.

Хотя… при правильной подаче и его можно уговорить.

Бог улыбнулся неожиданной мысли. Да, стратегом он не был, но нужные знания всегда дают куда большую силу, чем просто желание отомстить. Даже Войне нужны знания. Он просто ещё не знает, насколько важным станет то, что предложит ему Ксантр.

Улыбка бога стала хищной, точной, как выверенный ход на доске, где фигуры – не кости и плоть, а судьбы и силы. Если правильно сыграть – даже Война поддастся логике. Не потому, что Аксель слаб или ведом, а потому что даже разрушение жаждет смысла.

Пока Войной движет месть. Но если немного переключить его внимание на другого врага? На того, у которого сейчас его сердце и его ребёнок?