Сидеть вот так в темноте, прижавшись к холодному стеклу и слушать, как говорит со мной поезд – …Тук-тук… Тук-тук… – наверное, в этом весь смысл.

Остановка – дело достаточно редкое, если вообще не исключительное. Чаще всего между ними лежит безмерная пропасть сменяющих друг друга круговоротов света и тьмы.

Как по мне, так лучше уж ехать вовсе без остановок. Потому что все равно в них нет смысла – ведь никто не заходит! К тому же, мне больше нравится трястись на стыках, чем тупо стоять. Стук колес для меня стал родным, въелся в кожу и засел глубоко в голове. Без него начинаешь чувствовать себя неуютно. Но, видимо, меня никто не спрашивает.

Стоянки бывают разные. Иногда я только успеваю спуститься на твердую почву, как неизвестно откуда раздается гудок, сигнализирующий об отправлении, и тогда нужно «сматывать удочки». Стоит лишь взобраться в тамбур, как, пройдясь судорогой по вагонам, состав начинает движение. В других же случаях они могут продолжаться неизмеримо больше и даже надоедают. Большие остановки я использую для проведения экспериментов с вагоном.

Места стоянок тоже бывают самые разные – от болот и полей до горных вершин. Как-то раз я открыл входную дверь – и в лицо стал бить пригоршнями снега ледяной ветер, а под ногами разверзлась бездонная пропасть. Помню, поезд там простоял до рассвета, а я все думал о том, как буду падать в эту бездну. Ужас!

Я успел насмотреться на всякое. Но единственное, чего не доводилось встречать – это хоть какие-то признаки живых существ. Не то, чтобы человека – даже банальной белочки или вороны не видел! Ни домов, ни гнезд, ни дорог, ни троп – абсолютный ноль! Так что приходится довольствоваться общением с природой, чем я, собственно говоря, и занимаюсь.

Жаль! Редко так везет, чтобы посреди теплого океана! Да чтобы ни облачка на небе! Да целых три заката подряд!

И все же, любуясь этой красотой, чувствую себя отвратительно и мерзко! Не могу перестать думать: что будет, когда поезд вновь издаст тревожный клич и ринется в путь – опять трястись, не зная, зачем и куда?! От одной мысли об этом тошнит.

А еще во время последней уборки я заметил в одном из тамбуров пятно ржавчины. В прошлый раз его там не было. Я смотрел на него, исступленно пытаясь понять, откуда возникла уверенность, что это ржавое пятно – то же самое, что грызет меня изнутри. Как если бы вагон и я, каким-то образом были связаны. И эта бездушная махина могла чутко реагировать на все, происходящее со мной.

Я стоял на коленях с тряпкой в руках. Хотелось реветь. Но я зачем-то сдержался. Зачем? Ведь все равно никто не увидит. Наверное, решил побыть сильным. Чушь! Чувствую себя водой в гниющем болоте – застоявшимся без движения. Мне нужно… Я хочу…

Свет и тьма сменяют друг друга. Реки, мимо которых доводится проезжать, стремительно несутся к невиданным морям. Облака монотонно ползут по небосклону. И лишь я на месте. Даже не могу отчетливо представить настоящую скорость – но лишь прислушиваться и чувствовать. Это – словно воздух, вырывающийся из легких; словно кровь, струящаяся по венам; словно мышцы, напрягшиеся для рывка – все вокруг в движении. Лишь я один вне этого.

Я застыл. Я – камень, блеклый гранит, уже третий солнечный цикл расположившийся на крыше своего вагона, что зиждется на скатерти океанских волн, и любующийся закатом.

Уже третий день кряду мальчик приходил в это странное место дожидаться заката. Почему-то именно здесь, в окружении развалин, он чувствовал себя так спокойно, как не получалось даже дома. Будто под защитой, которой так не хватало! Стоило лишь войти – и тело наполнялось легкостью; внутри образовывалась приятная пустота, а тревоги уходили прочь.