Тем временем дракон сменил тему монолога:

– Ну что ждать от тварей, которые сначала возомнили себя образом и подобием создателя вселенной, а потом, когда слишком многие смогли догадаться, что бог – всего лишь пугало и успокоительная пилюля в одном флаконе для так и не повзрослевшей толпы, присвоили себе титул «Венец эволюции». А чтобы выглядело достаточно правдоподобно, создали идиллическую картину эволюции, согласно которой более совершенные твари сменяли менее совершенных собратьев, точно обои на стенах квартиры, пока на свет не появился венценосный царь природы. О том, что выживали не самые совершенные, а те, кому больше повезло, старались не думать.

Ну, если подобная модель эволюции в каком-то приближении соответствует реальному положению дел, то мысль о том, что любая эксклюзивно человеческая особенность автоматически является высшей по отношению к остальным формам жизни, а особенно когда речь заходит о тех нелепостях, которые вы зовёте нравственными или религиозными ценностями… Так вот, когда подобная чушь провозглашается высшей формой деятельности сознания на том лишь основании, что появилась относительно недавно, и присуща исключительно венцам природы, это не выдерживает никакой критики. С тем же успехом можно утверждать, что раковая опухоль является следующим эволюционным шагом человека, а какой-нибудь новый «ВАЗ» значительно совершенней чуть более древнего «Феррари» только потому, что это недоразумение сошло с конвейера на пару лет позже…

– Я тебя не утомил? – спросил он вдруг.

– Да нет, нормально, – ответил я.

– Это хорошо. Предлагаю куда-нибудь пойти, и что-нибудь съесть.

– Вызвать такси?

– Зачем?

– Так пешком отсюда пилять…

– На ваших такси один хрен туда, где нормально кормят, не доедешь. Так что выход один: пилять, билять, и пилять. Вперёд!

Сказав «вперёд», он и двинул вперёд уверенным шагом, обходя разве что непроходимые оградки. «В театре шёл меж стульев по ногам», – вспомнил я, последовав за ним. Я так и не смог уловить, когда мы пересекли границу реальностей. Опомнился, когда могилы сменил луг, каких у нас со времён распаханной целины не было. А воздух… он стал настолько чистым и благоухающим, что закружилась голова.

Мы шли по просёлочной дороге, на которой не было ни следа автомобильной шины. Похоже, здесь проезжали только конные экипажи. Минут через пять мы подошли к большому деревянному дому, из которого вкусно пахло едой. Над входом висела вывеска: «Чрево кашалота».

А в «Чреве» был век девятнадцатый, не более. За столами сидели соответственно одетые люди и ели соответствующие достатку блюда. На этом фоне наши джинсы и кроссовки смотрелись, как на коровах сёдла, но дракону было плевать. Мгновенно сориентировавшись в пространстве, он двинулся к лучшему из свободных столов. Едва мы сели, подбежал человек. Сапоги, штаны, рубаха, усы, пробор на голове, изгиб спины… всё выдавало в нём именно человека.

«Человек – это звучит гордо!» – вспомнил я. Вот только вид этой гордости меня не очень вдохновил быть гордецом.

– Добрый день, господа. Чего желаете-с? – спросил человек.

– Ты знаешь, кто мы? – строго спросил дракон.

– Конечно-с, ваше драконшество-с, как можно-с вас – и не узнать-с…

– Тогда обслужи нас так, чтобы мне не захотелось отправить тебя на конюшню.

– Понял-с, одну минуту.

И точно, прошло не больше минуты, как наш стол стал пристанищем таких деликатесов, описать которые по силам разве Гоголю. Но так как среди нас не оказалось ни Гоголя, ни Гегеля, скажу лишь, что так вкусно я не ел ни раньше, ни потом.

За едой, запиваемой чем-то алкогольно-вкусным, дракон разговорился.