Суседко досказал те слова и враз поднял увысь руки, да громко хлопнул у длани, осыпав себя и Коргорушей васильковыми крупинками искорок. И абие, судя по сему, пропали вони с глаз долой, для усех сидящих за столом, и гостей, потомуй как тяперича воины подались уперёдь, воззрившись у в то само место, идеже мгновение назадь видели духов, а Жаворонок и вовсе подскочил со скамли и вытянув шею, завертал у разны стороны головой. Овый Борилка продолжал лицезреть духов и приметил он аки Суседко подмигнул яму правым глазьком, следом бляснула голубыми очами Тюха Лохматая, пялющаяся на него скрезь серы волоськи рукавицы. Засим незримый хозяин избёнки развернулси направо да вялой, медлительной поступью направилси к краю стола. Суседко вопустилси на самый краешек столешницы, и свесив маханькие ножёнки униз, принялси бултыхать ими в воздухе, однакось, при этом до зела внимательно вслушиваясь в зачавшийся разговор. Верные же Коргоруши следуя за старшиной, уселись позадь няго, и, высунув изо рта длинны, розовато-шершавые языки стали причёсывать и оглаживать свову помяту от превращений шерсть.

– Да-с… – протянул услух тот муж с ковыльными, кудрявыми волосами, шо сидел справа от ваяводы. – Тако я видывал упервой… не только Суседко и Коргорушей со твоим, мой добрый соотчич, ликом… но и юшку, шо в бчёлок оборачиваетси. Выходить Мстибог, – он резво хлопнул ладонью ваяводу по плечу, – надоть мальцу поверить… Можно много чаво удумать, но такое сутворить, чё наблюдали мои очи простому бероскому мальчику або духу неможно. Энто сразу видать творение Божье.

– Вже… эт… ты точно подметил. Творение Божье, – согласилси Мстибог и задумалси. Он легонько провёл широкой ладонью по своей тёмно-пошеничной бороде, оглаживая на ней усе волоськи к долу, и обращаясь к отроку, спросил, тока днесь глядючи на него серьёзно-встревоженным взглядом, – молви Борил, а отчавось Асур Крышня даровал то зерно тобе, а не кому иному?

– Он пояснил, – спешно забалякал вобрадовавшийся мальчоночка, и, склонившись, поднял с пола оброненну рубаху и пояс. – Занеже я не струсил и пришёл у лес в ночь на Купала… Он калякал, шо во мне есть то, чавось неть у других мальчиках, вьюношах и мужах. То есть у моих братьев, но они не прёшли у чернолесье той ночью… да и исполнить, чё выпадаеть на вэнтой стёжке смогу лишь я… Я не вьюноша, но уже и не дитя, отрок.

– Чудно, право Былята, – покачивая головой, произнёс ваявода, направляя свой вопрос воину с ковыльными волосьми, точно окрестъ него паче никого и не было. – Чавось есть тако у энтом мальце? Вроде як и усе… ни чем не разнитси от иных, окромя росту и крепости.

– Значить разнитси, – пробачил Былята, и, расплывшись у улыбке осмотрел ладный облик отрока. – Може то у него не тока снаружи, но и унутри.

– Унутри… – повторил Мстибог говоренное за соратником. И вперившись взглядом у лицо Борилы, сызнова погладил свову бороду, каковая лёжала живописными волнами на груди, да вопросил, – а чё за зло тако движетси на наши земли, Борил?

Мальчик ужось, надев на собе рубаху, и стянув стан поясом, кратко перьдал свой разговор с Асуром Крышней, сказав и про панывичей, и про Торонец, и про меч Индры который лишь и могёть вустановить то зло. Кады он смолк, слово вдругорядь взял Мстибог и глубоко вздохнув, заметил, верно дюже им уважаемому, соотчичу, беспокойно сжимающему лежащие на столешнице мощные руки у кулаки:

– Слышь… Былята… надоть итить!

– Раз надоть и Асур Крышня велить, пойдем, – кивнул Былята в согласие головой, а после зекнув очами на отрока, поправляющего подол рубахи прогутарил, – а дорогу у тот град ты ведаешь Борил?