Выуживаю его двумя пальцами. Бережно разглаживаю ладонью, смазывая чернила. Читаю.

Ее тело вскрывали. Поле внутреннего исследования, заполненное до краев, пестрит научными терминами. Вспоминаю пыточный столб, почерневший от крови. Жуткие, ржавые крюки, вбитые в него сильной рукой. Убогую клетку, изготовленную в спешке. Страшную цепь. И ее лицо. Там, у раскрошившегося от времени плинтуса. Темная яма рта, под бледными скулами. И зеленые глаза, с красными трещинами лопнувших капилляров.

Там, где она искала любовь, жила только смерть.

В обстоятельствах дела, в самом верху листка, предположение о том, что жертва пыталась сбежать. Объяснение тому, почему убийца применил к ней такую физическую силу. Ее смерть не доставила ему удовольствия. Она была быстрой.

– Так значит, ты могла спастись…

Почему я не подумал об этом сам, после того, как побывал в подвале?! Почему не смог понять? Все произошло внезапно – он недоглядел, и она побежала, голыми ногами по деревянной лестнице – прочь из подвала к спасительному свету. Он ринулся за ней, но не для того, чтобы убить, а чтобы вернуть обратно в клетку. Зачем же тогда убил? Понял, что девушка не успокоится и постарается сбежать снова? Или перестал себя контролировать, когда коснулся ее тощих предплечий своими сильными, посиневшими пальцами?

Пробегаю глазами по описаниям ран.

Вижу, как он бьет ее, а кровь, искрящимся бисером разлетается в стороны. Слышу, как она кричит, пытаясь защититься, но падает и ударяется затылком, теряя сознание. Боже…

Она лежала без сознания, у стены, а он в это время цепью ломал ей колени. И понимал, что не сумеет остановиться.

И, какой бы быстрой ни была Оксанина смерть, он успел наполнить ее болью.

«Потеря крови, вызванная травматическим шоком»

Перечитываю диагноз несколько раз.

Умерла от боли.

Кладу отчет на крышку стола.

Почему они так доверяли ему? Почему шли за ним?

Перед глазами плывут образы грязного рва, заполненного чавкающим месивом. Сколько тел похоронило под собой обрушившееся подземелье? Вижу бледные пальцы, с налипшей грязью. Черноту, забившуюся под синие ногти… Их было много. Слишком много для простой случайности. Следуя за ним, девушки не должны были видеть его лица.

Вспоминаю тела, болтающиеся на крюках. Блеск обнаженной плоти…

За стеллажом что-то щелкает и падает на пол. Резко оборачиваюсь и вижу, что шнур пилы больше не провисает в воздухе. Лежит кривой линией на кафеле.

Замираю. Слышу, как шелестят полиэтиленовые занавески. Кто-то проходит сквозь них, удаляясь в коридор – улавливаю еле различимые шаги босых ног. Рассматриваю прозектуру через щель, старясь унять испуганное сердце. Но вижу только анатомический стол, залитый кровью.

Во что верил я, борясь с собственными демонами? В справедливость закона? В свет, разгоняющий тьму? В людей, в чудовищ? Та девочка, что умерла под колесами моей машины, во что верила она? И почему в этой темноте, я до сих пор не увидел проблеска ее широких глаз?

Осторожно выхожу из-за стеллажа, держась холодной стены. Замечаю огрызок провода, торчащий из розетки, его разноцветные жилы, разорванные чьей-то сильной рукой. Не чувствую присутствия человека – ощущаю запах чего-то неживого. Сжимая мокрые от пота кулаки, подбираюсь выходу. Отодвигаю угол пленки, стараясь рассмотреть коридор, но он открывает мне лишь свою часть, залитую электрическим светом.Пусто.

Всего шаг. От страха к правде. И я делаю его. Но застываю, зажатый тисками белых стен. Не верю.

В коридоре кто-то стоит. Человеческая фигура, скрытая саваном простыни.

По горлу моему сползает озноб. Сухой и острый, он мешает дыханию, режет гортань. И боль эта заставляет дрожать мои руки.