Его пристрастия не ограничивались лишь антиквариатом, он сам был и художник, и музыкант, и приверженец всего нового. Окрестности Мерлинфорда постоянно оглашались звуками современной музыки. Лорд Мерлин построил в своем саду маленький, но прелестный театр, куда изумленные соседи иногда приглашались посмотреть на такие головоломки, как пьесы Кокто[25], опера «Махагони»[26] или новейшие сумасбродства дадаистов[27] из Парижа. Поскольку лорд Мерлин был известным любителем розыгрышей, порой бывало трудно распознать, где кончаются его шутки и начинается культурное действо. Я думаю, он и сам не всегда был вполне уверен.

Мраморная беседка на соседском холме была увенчана золотым ангелом, который каждый вечер трубил в трубу в час рождения лорда Мерлина («И что ему мешало родиться чуть пораньше, – сетовали в округе, – ведь в 9.20 пополудни напоминать о начале новостей Би-би-си уже слишком поздно».) Днем беседка переливалась блеском полудрагоценных камней, а по ночам на нее наводился мощный луч голубого света.

Такой человек, как лорд Мерлин, был обречен стать легендой для грубовато-прямодушных котсуолдских сквайров, среди которых он жил. Они, конечно, не могли одобрить его образа жизни, исключающего умерщвление (но отнюдь не поедание) вкусной дичи, и были весьма озадачены его эстетством и поддразниваниями, но, безусловно, воспринимали его как одного из своих. Их семьи охотно знались с его семьей, и все прекрасно помнили его отца, владельца своры гончих и весьма популярного много лет назад главу охотничьего общества. Сам же он был не выскочкой и не нуворишем, а просто благодушной насмешкой над нормами английской сельской жизни. И даже его беседка, хоть и признанная абсолютно отталкивающей с виду, приветствовалась как ориентир для тех, кто заблудился на пути домой с охоты.

Разногласия между тетей Сэди и дядей Мэттью были не по поводу того, приглашать лорда Мерлина на бал или нет (этот вопрос вообще не возникал, поскольку все соседи приглашались автоматически), а по поводу друзей, гостящих у него в Мерлинфорде. Тетя Сэди считала, что их тоже следует пригласить. В ее браке почти не было суетных мирских развлечений, но она успела повидать свет в девичестве и понимала, что друзья лорда Мерлина, если будет позволено их привезти, станут украшением бала. Кроме того, она знала, что в целом ее бал будет полнейшей и чудовищной безвкусицей, и страстно желала еще раз взглянуть на молодых женщин с хорошими прическами, лондонским цветом лица и в парижских нарядах. Тогда дядя Мэттью сказал:

– Если мы попросим эту скотину Мерлина привезти своих друзей, то получим уйму эстетов и бездельников из Оксфорда. Я не удивлюсь, если он притащит и каких-нибудь иностранцев. Я слышал, что у него иногда гостят лягушатники с макаронниками. Я не потерплю, чтобы мой дом наводнился этой шушерой.

Но закончилось тем, что тетя Сэди, как обычно, добилась своего и принялась за письмо:

Дядя Мэттью, исчерпав все свои доводы, мрачно удалился и завел «Тору».

Лорд Мерлин принял приглашение и написал, что привезет с собой компанию из двенадцати человек, чьи имена он сообщит чуть позже. Это было очень корректное, абсолютно нормальное послание. Тетя Сэди, вскрыв конверт, была приятно удивлена, что в письме не содержится ни одной обидной шутки. На почтовой бумаге, однако, красовалось изображение дома лорда Мерлина, и потому она скрыла письмо от дяди Мэттью. Подобных вещей он совершенно не выносил.

Через несколько дней последовал еще один сюрприз. Пришло второе письмо от лорда Мерлина, в котором тот по-прежнему без шуток, вежливо приглашал дядю Мэттью, тетю Сэди и Луизу на ежегодный благотворительный обед в пользу мерлинфордской больницы. Дядю Мэттью, конечно, уговорить не удалось, но тетя Сэди и Луиза поехали. Назад они вернулись с округлившимися от изумления глазами. Дом, сказали они, был так жарко натоплен, что холод не ощущался ни на секунду, даже когда они сняли пальто в прихожей. Они приехали рано, задолго до того, как другие гости стали спускаться вниз. (В Алконли было принято покидать дом с запасом времени – на случай, если спустит колесо.) Так что они смогли как следует осмотреться. Дом был полон весенних цветов и чудесно благоухал. В оранжереях Алконли тоже росли цветы, но они почему-то никогда не находили дороги в дом, а если бы и нашли, то умерли бы там от холода. На гончих, как рассказала тетя Сэди, действительно были бриллиантовые ожерелья, гораздо более роскошные, чем у нее самой, и она была вынуждена признать, что собаки выглядели в них очень красиво. По всему дому летали совершенно ручные райские птицы, и один из молодых людей сказал Луизе, что если бы она приехала днем, то увидела бы стаю разноцветных голубей, порхающих в небе, как облако конфетти.