Наиболее сложно подобрать адекватное обозначение для «третьего пути», который, по мнению многих ученых, прошла по дорогам истории славянская община. Именно в этом случае приходится сталкиваться с определениями ее типа: патриархальная семья и соседская община одновременно, патронимия, сельская или земледельческая община, фратрия, большая и малая семья одновременно и даже соседско-родовая община – и это далеко не полный список встречающихся в литературе определений. Единственно объединяющим признаком для ученых этого направления может служить присущее им мнение о переходном состоянии общественных структур восточного славянства в VIII–IX вв. Наиболее значительные работы, развивающие гипотезу о «многоукладном» характере общественных структур славянского мира, принадлежат В.В. Мавродину, М.О. Косвену, Я.Н. Щапову, В.И. Горемыкиной, Л.В. Даниловой и некоторым другим [27].

В последних работах известного археолога Б.А. Тимощука, специально посвященных общинно-племенному миру восточного славянства, все три стадии развития общины (кровнородственная, соседская, территориальная) прослежены в течение VI–X столетия н. э. [28; 29]. Обе работы имеют принципиальное значение для науки, поскольку основаны на обработке и систематизации огромного фонда археологических источников. В VI–VII вв. ученый прослеживает кровнородственную общину, VIII–IX вв. характеризуются им как время распространения соседской общины, в которой по территориальному, соседскому принципу объединяются большие патриархальные семьи, и наконец с образованием древнерусского государства появляется община территориальная [28, 141; 29, 237–238]. Эти три эпохи социального развития общественных структур восточных славян выделяются исследователем на основе сопоставления трех культур Днепровского Правобережья: пражской, лука-райковецкой и культуры киевского государства [28, 141; 29, 237–238]. Но археологические данные относительно размеров жилищ в рамках перечисленных культур говорят, что они оставались неизменными. С VI по X в. небольшие по размеру (в среднем 20 кв. м) землянки и полуземлянки являлись единственным видом славянского жилища. Следовательно, по мнению ученого, смена формы семьи, самой общины нисколько не повлияла ни на размер, ни на конструкцию жилища. И такой вывод прямо следует из работы 1990 г. Археолог констатирует отсутствие четких археологических критериев для стратификации общины. Размер жилища в качестве такового им, следовательно, не принимается. Взамен предлагается новый критерий – наличие коллективного двора. При этом Б.А. Тимощук отмечает, что каждая землянка имеет индивидуальные погреба и хозяйственные ямы [28, 17]. А следует из этого только одно: каждая семья ведет индивидуальное хозяйство. В своей последней, вышедшей при жизни монографии Б.А. Тимощук подтверждает ранее сделанные выводы относительно трехфазовой трансформации славянской общины в предгосударственную эпоху. Некоторой корректировке подверглись лишь критерии для стратификации разных типов общины. К ним Б.А. Тимощук отнес общую планировку селища вообще и характер городища – общинного центра в частности [29, 238].

В обширном наследии профессора А.Г. Кузьмина нет работ, специально посвященных проблеме типологизации общины. Эти вопросы затрагиваются им в достаточно большом количестве публикаций, посвященных другим аспектам русской истории. Там же разрозненно приведены и аргументы в пользу первичности территориальной организации славян. Это данные об изначальном смешении в составе славянства как минимум двух антропологических типов (Т.И. Алексеева); о малом размере жилища, представленного во всех достоверно известных славянских культурах, на какую бы хронологическую глубину бы при этом ни опускаться; наблюдение об отсутствии внимания славян к генеалогиям; факт многоженства славян в язычестве; переход к оседлому земледелию; слабо развитое этническое самосознание славян и др. [19; 30]. При этом создается впечатление, что глубокая убежденность А.Г. Кузьмина в отсутствии у славян опыта родовой организации проистекала не только из всей суммы его специальных знаний, но и социального опыта. Его духовная и материальная связь с жизнью простой и современной ему деревни имела для ученого не меньшее значение, чем сугубо академические «штудии». Не случайно в опубликованных исследованиях А.Г. Кузьмина на тему особенностей национального русского характера гармонично сочетаются анализ древних источников с личными наблюдениями из повседневной жизни [1; 31].