Адам, еще не готовый сдаться, сжал кулаки, но я чувствовал, как его колебания между страхом и яростью выдают его. Он был всего лишь пешкой в игре, где я был судьей и судьбой одновременно. Ясмин понимала это, и её неподдельное беспокойство сгущало атмосферу вокруг, как тяжелые дождевые облака. Она тянула руки к своему «брату».

– Адам, не стоит… – её голос дрожал, как струна в ожидании того, чтобы её сломать.

– Убирайся! – повторял он, как заклинание, но его внутреннее состояние застыло.

– О, милая Ясмин, – произнес я, подчеркивая её недостатки. – Ты не понимаешь, что это только начало. Когда тьма приходит по зову нашего века, она не оставляет шансов на спасение. Каждый из вас это ноты в симфонии, где я дирижер.

Я встал ближе к нему, произнося каждое слово с ядовитой скоростью.

– Не бойся, Адам. Это не конец, это лишь новый… замечательный поток.

Он издал звук, похожий на хрип, но это лишь добавляло масла в огонь. Я повернулся к Ясмин и сровнялся с её взором.

– Готовься к тому, что темные времена станут ярче, чем когда-либо, и все ваши благие намерения это всего лишь пыль в ветре.

Словно волны, накатывающиеся на берег, их страхи все более нарастали. Я был их истинным противником, темным глашатаем, который наслаждался каждым мгновением своего величия.

– Я ничего не понимаю, – вмешалась Хлои, беспомощно морща лоб.

– О, дорогая, тут все просто, – зловеще засмеялся я. – Ясмин и Адам спят. Но они брат и сестра.

– В смысле? – нахмурила она свои брови, не понимая.

Я повернулся к Ясмин, она побледнела от гнева, который так и прорывался сквозь контроль. Да, её злость напоминала ярость урагана.

– Ты не должен был об этом знать, – прорычала Ясмин, стиснув зубы. Я видел, как её изящные руки сжались в кулаки, но я лишь усмехнулся и шикнул.

– А что, если я скажу, что это не имеет значения? – мой голос был слаще меда, а, следовательно, более ядовит. – Разве твои чувства к Адаму не были именно тем, что ты намерена отрицать? Лишь плоть, ты не можешь угодить другому, если не разобьешь в пух и прах собственные ожидания.

Адам издал звук, словно пытался выговорить что-то, но страх полностью подавлял его. Это было прекрасно. Ясмин заметила его слабость, но не успела ухватиться за это. Сцена накалялась, как раскаленная сталь на наковальне. Я был как вино, медленно и настойчиво добирающееся до самой сути. Ясмин бросила взгляд в сторону Адама, и в нем я различил искорки надежды. И я знал, что настанет день, когда эта надежда превратится в отчаяние, в день, когда я окончательно разрушу их мир. Я отступил на шаг, наслаждаясь тем, как напряжение струится между нами, как натянутая тетива лука. Этот момент, этот мрачный театр, был не просто стать свидетелем; я был личным режиссёром этой зловещей драмы, и сейчас настало время вывода на сцену главных героев.

– Ты думаешь, что можешь скрыть это от всех? – прошептал я, подаваясь ближе к Адаму. Моя усмешка была наигранной, но он не имел сил на это реагировать.

– Не будь таким самонадеянным, – произнес он, с трудом поднимая глаза на меня.

Я почувствовал, как его душа, как тонкая нить, начинает натягиваться под давлением ужасного откровения.

– Самонадеянным? О, нет, – сказал я, подмигнув ему. – Я просто более информирован, чем вы. Может быть, Ясмин могла бы это рассказать, но кто из нас умеет слушать?

Я обратился к Ясмин, и её взгляд, наполненный яростью и беспокойством, пробивал меня, как стрелы бессмертного воина. Она была такой яркой, такой сильной. Я хотел бы заполучить её, но понимал, что у меня в карманах лишь злобные планы и саркастичные комментарии.