Наша взаимная ненависть возникла с момента, когда мы узнали о происхождении друг друга, а также о том, что нам, по долгу службы, придётся тесно сотрудничать. Иными словами, я находился в прямом ему подчинении, но без меня не решались многие насущные вопросы, за которые он нёс ответственность. Так, слово за слово, оскорбление за молчанием, приказ за своеволием – мы сцепились в рукопашной. Вернее, Ларри первым зарядил мне оплеуху. Однако когда нас разняли, и в трюм спустился наш боцман мистер Кинкли, я, отвечая на вопрос о том, кто затеял драку, взял всю вину на себя. Ларри стоял в тёмном углу, не смея показаться на свет с разбитым носом.
Не знаю, по какой причине, но я, почему-то, не стал выдавать его. Может, потому, что частью своего буйного сознания понимал, что мне, как матросу, не грозит ничего, кроме плети. Ларри мог лишиться своего звания, а опозоренная честь аристократа была куда большим испытанием, чем уязвлённая гордость простого рыбака. И, как обычно происходило в тот момент, когда в моих руках оказывалось чьё-то благополучие, если не сказать – судьба, я не мог, вопреки всем ожиданиям и собственным сомнениям, этой судьбой играть.
За причинение телесного вреда офицеру, а также за нарушение порядка и дисциплины на корабле, я был приговорён к двадцати трём ударам плетью. Благо, что на тот момент мы находились в походе, и я мог быть почти уверен, что никто не станет продолжать эту историю на берегу.
Не знаю, понял ли кто-то из старших офицеров, что именно Ларри мог быть виновен в стычке, но к этой истории, действительно, никто не вернулся. Пару дней спустя, пока я всё ещё отлёживался в трюме после исполнения наказания, Ларри спустился ко мне. Осведомившись кратким вопросом о том, как я себя чувствую, он, словно не решаясь на прямой разговор, спросил:
– Ал, почему ты меня не выдал?
Менее всего расположенный на тот момент говорить и пребывая в полубредовом состоянии, я сквозь зубы ответил:
– Я – не офицер. Мне ничего не будет. Тебя бы выгнали.
Ларри не ответил. Он ушёл, не задержавшись, чтобы хоть что-то добавить, или поблагодарить. Не скажу, чтобы на тот момент это было мне важно. Зато, когда я смог, наконец, подняться на палубу, меня сразу же позвали в каюту капитана. Предполагая самое худшее, я беспрекословно поднялся на ют, чтобы после разговора выйти в звании мичмана. Я не стал задавать вопросов, но понял, благодаря кому получил это повышение.
С тех пор мы с Ларри стали друзьями. От него я научился манерам, приемлемым среди людей его круга общения, правильному английскому произношению, а также владению правой рукой при письме. Я, в свою очередь, раскрыл для него многие секреты использования двух клинков одновременно и левостороннего рукопашного боя, которые он, впоследствии, неплохо применял в действии.
И неважно, что судьба снова нас свела в такой непростой ситуации. Тем более рад я был его видеть.
Мы прошли в пещеру. Ларри быстро развязал мне руки, после чего опустился на каменный пол у плещущейся в гроте воды. Я устроился рядом.
– Ты меня вытащил? – первым делом спросил я.
Ларри улыбнулся.
– Ну, – он пожал плечами. – Мы, видимо, одновременно в воде оказались.
– Мы старались, – отозвался я.
– Заметно. А я думал, тебя повесили, – произнёс он. – Нам сказали, Шайн бунт поднял.
– Ричард, – ответил я. – Меня Дэвис расстрелял.
Ларри вскинул бровь.
– Сожалею по поводу Ричарда.
– Что есть, – я пожал плечами. – А ты какими судьбами? – спросил я, вспомнив, что Ларри отправился через Атлантику на пол года раньше меня. – Нам не доводили о гибели или ещё о чём-то.