И опять с убийством тридцати годовой давности всплывала усадьба, теперь уже с каким-то летним домиком. Меня прям током шибануло, как захотелось самой посмотреть на руины панского дома. Шумского всё ещё не было. Дела убитых девочек я изучила от корки до корки. В общем, пока заняться было не чем. Да, и день катился к закату. Так что напросилась я у Гончара на экскурсию в панские развалины, ну и заодно самой всё внимательно рассмотреть. Вдруг Шумский чего и не заметил. Ванюша принял моё предложение с таким энтузиазмом, которое свойственным только юношескому возрасту. А именно, подскочил с места, воскликнув: «Есть, товарищ капитан, показать вам панскую усадьбу!». И мы, выйдя на улицу, поехали под ворчливый аккомпанемент Доронина в сторону заброшенной дороги, ведущей сначала по липовой аллеи, потом в яблочный сад, мимо зарастающего камышом пруда, к покосившимся кованным воротам, которыми уже виднелись обгоревшие стены дома.

Доронин выругался, когда машина стала подскакивать по выбитой дороге, бубня, что нечего на ночь глядя ездить к черту на кулички. Я промолчала. Ну что простой шофёр мог ещё сказать, как не пожалеть свою груду металла на колесиках?

Когда-то эта была роскошная усадьба в два этажа с открытой террасой, на которую был выход из каждой комнаты. И от всей этой красоты остались лишь покосившиеся двери с разбитыми стёклами. Мощенная камнями дорожка, которую ругал Доронин, огибая фонтан в центре двора, вела к широкой лестнице с резными балясинами. Несколько ступенек и нас встречают высокие двустворчатые двери совсем не тронутые огнём. Странно, весь дом, особенно левое его крыло, почернело от копоти, которую не смыли ни дожди, ни время, крыша обвалилась, трава проросла будто сквозь плиты мрамора, а двери сохранились в идеальном состоянии. Я даже не услышала скрипа, когда открывала их.

– Будьте осторожны, – раздался взволнованный голос Ванюши за спиной, – здесь почти обвалились перекрытия.

Я машинально подняла голову вверх. Балки, и правда, держались на честном слове, а некоторые уже валялись на том, что когда-то называлось полом. Теперь под ногами противно хрустело, стоило только сделать шаг внутрь полуразвалившегося здания.

– А на второй этаж можно подняться? – спросила я Гончара, заметив остатки лестницы впереди.

– Думаю, нет, – обгоняя меня, сказал парень. – Полы были деревянные, – пояснил он и смущённо подал руку, когда я переступала через одну из обвалившихся балок. Здесь только хорошо сохранились подвалы, но по весне их заливает водой. Это и при старом пане тоже было. Сейчас вроде подсохнуть должно было всё. Дождя давно не было.

Оглянувшись вокруг, я ещё раз внимательно рассмотрела развалины усадьбы. Здесь невозможно было спрятать ребёнка и удерживать его несколько дней. Слишком опасно, как и для жертвы, так и для убийцы. В любой момент может второй этаж полностью обрушиться. Так что идею об уцелевших комнатах в усадьбе я сразу отмела, как только увидела в каком состоянии перекрытия. А вот подвалы и летний домик всё ещё маячили в голове и я поторопила Гончара. Вечерние сумерки быстро сгущались и была вероятность, что пока мы спустимся в подвальные помещения на улице окончательно стемнеет. Хорошо хоть я захватила с собой фонарик, а то от зажигалки там толку не было никакого.

Молодой милиционер осторожно вёл меня по дому, когда надо, по его мнению, помогая переступать через препятствия. Бедолага всё время то смущённо сопел, то отворачивался, испытывая неловкость, когда пересекался со мной взглядом, то резко останавливался, как-то нервно прислушиваясь к живой тишине усадьбы. Почему живой? Потому что хоть панский дом и опустел, но жизнь в нём ни на миг не замолкала. Каменные руины облюбовали птицы и мелкие зверьки. Вот в их щебет с шорохами и вслушивался Гончар. Признаться, и меня они немного пугали. Особенно когда из, казалось бы, чёрной пустоты коридоров с криком вылетала какая-нибудь лесная птица. Вздрогнув от неожиданности, я уравновешивала дыхание и шла дальше. Правда, уже положив ладонь на кобуру. Так было спокойнее. А ещё гнетущее ощущение, что кто-то следит за каждым нашим шагом, заставляло часто оглядываться. Тяжёлая атмосфера панских руин давила на психику и периодически возникало желание бежать как можно дальше от этих обуглившихся кирпичных стен.