– Верю. Но что, если твое мнение изменится? Вдруг ты перестанешь видеть во мне что-то особенное и станешь смотреть на меня так же, как все они?

– Я никогда не буду смотреть на тебя так, как все.

Агата улыбается:

– Так говорил мой брат…

– Расскажи о нем, – просит Дима, поправляя подушку. – Мне так нравится слушать твои рассказы.

– Про маму рассказала, теперь настала очередь Вадима? Ну, что тебе рассказать? Я помню, что любила его гораздо больше, чем своих родителей. Вадим был для меня всем: и отцом, и матерью, но, в то же время, я как будто не знала его. Каким он был на самом деле? Может, идеальным он был только для меня?

– Слушай, Агатка, а правда, что твой отец был главным инженером ракетных войск, когда вы жили на Байконуре?

– Правда. И даже успел состариться на этой работе. Ты не подумай, отец не всегда был таким, как сейчас. Помню, в детстве папа часто брал нас с Вадимом с собой в отдел по управлению полетами. Примерно в километре от стартовой площадки мы наблюдали как взлетали ракеты, – Агата чуть приподнимается. – Знаешь, из облака дыма вырывалось зарево. С жутким грохотом! Так громыхало, что суслики из нор выскакивали. Честно-честно! Ну, чего ты смеешься? Потом из этого облака медленно поднималась ракета, будто маленький карандаш, и с ускорением влетала в облака. Прорубала в них отверстие, сквозь которое лунный свет столбом падал на землю…

– Агатка… – Дима очерчивает пальцами контур ее губ.

– Что?

– А почему мы шепчем? Смешно, как будто боимся разбудить кого-то.

– Не знаю, – Агата улыбается. – Потому что ночь.

– Скорее уж утро, – смеется Дима. – Тебе хорошо?

Их ноги сплетаются под одеялом. Они лежат, тесно прижавшись, и моргают, глядя друг на друга в темноте. Дима проводит ладонью по обнаженной гладкой спине Агаты и, чувствуя его тепло и губы на своем лице, она начинает засыпать. Совсем еще юная Агата делает для себя по-настоящему взрослое открытие, которое решает сохранить ото всех, в том числе и от Димы, в секрете. Она окончательно и бесповоротно понимает, что Он – ее жизнь. Больше для нее не имеет смысла дышать или за что-либо бороться, если до самой смерти она не сможет так же, как сейчас, засыпать и просыпаться рядом с Ним.

Все эмоции, состояния или мысли агридов, как и всех разумных существ, окрашивают их защитные оболочки (обереги) в определенные оттенки. Оттенок оберега – первое, на что обращает внимание агрид при выборе своей жертвы.

Страх, болезнь, покорность, уныние, скорбь, отчаяние – окрашивают оберег в синие или голубые оттенки.

Страсть, любовь, вожделение – в ярко-красные.

Гнев, ярость, ненависть, зависть – оберег становится фиолетовым.

Радость, счастье и удача – сияют золотистым.

Хитрость, ложь, притворство и коварство – оранжевым.

Спокойствие, уверенность, убежденность в своей правоте – все оттенки зеленого.

Цвет оберега меняется в зависимости от изменения эмоции и ее силы: чем сильнее эмоция, тем интенсивнее будет оттенок.

Кроме того, для каждого агрида существует врожденный цвет – своего рода, окрас, который остается неизменным от рождения агрида и до самой его смерти.

(Агата протягивает руку к прикроватному столику, делает глоток энергетического коктейля, приготовленного по рецепту Соноры, слегка морщится, глотая напиток, и читает дальше)

Существует три базовых окраса агридов. В этой главе мы их подробно рассмотрим:

1.Фиолетовый окрас.

Данный оттенок указывает на то, что агрид склонен к насилию, жестокости и нападению на другие, более слабые сущности.Агриды с фиолетовым окрасом составляют 40% популяции. Они умны и коварны, знают как добиться своей цели и идут к этой цели напролом, а их невероятно сильные обереги отлично отталкивают от себя атаки врагов. Фиолетовые агриды умело используют гнев и злобу, преобразуя их в идеальный и надежный инструмент для своей защиты.