– Да ну, что за бред,– ответил Итан.– Выдумки. Мне никакой спорт не поможет, с возрастом бороться бесполезно, поверь мне.

«По-моему, кому-то попросту лень»,– подумал я, но тут же себя оборвал.

Разве можно так думать о друге? К тому же, я действительно не знал, о чем говорю, ведь Итан был старше почти на десять лет.

– Что делаешь? Не найти в таких хоромах занятие – преступление. Знаешь, мне сейчас даже немного завидно. Я там просто ночую, а ты будешь проводить целые выходные.

– Сейчас пока ничем. До ужина сидел на веранде, играл в шахматы.

– С Акелем? Он одолел тебя?

– Нет, с ним пока не играл. Просматривал знаменитые партии гроссмейстеров, вспоминал дебюты, решил пару задачек в миттельшпиле.

– О, гляжу, из тебя выйдет лучший соперник, чем из меня,– готов поспорить на ползарплаты, что в тот момент Итан поднял руки, вроде бы сдаваясь. Он любил жестикуляцию при общении.– Но знаешь, что тебе скажу. Первое время лучше не наглеть. Будь скромнее… ты чего?

Я смеялся, потому как вспомнил свое гневное высказывание.

Тогда, за столом, это прозвучало уместно, выпад в ответ на выпад, но в тот момент я смутился. Мне даже показалось, что у меня покраснели уши, но заметить этого никто не мог, а проверять я не стал.

– Ничего особенного,– ответил я, справившись с приступом смешков.– Продолжай.

– Да вроде как это все,– сказал Итан.– Веди себя скромнее, и со временем освоишься. Что же, ладно, мне нужно идти. Женушка попросила наколоть орехов для пирога. Завтра к нам приезжают ее родители из Копенгагена, так что выходные мне предстоят великолепные. Слушай,– это прозвучало так, словно друга вдруг озарила гениальная идея,– может, ты захочешь поменяться местами на эти два дня? Я заплачу, честное слово.

– До скорого, Итан,– улыбнулся я и оборвал линию, услышав его усталое хихиканье.

Едва положив телефон на стол, он вновь затрезвонил. Решив, что друг забыл что-то сказать, я вновь взял вещь, но на этот раз высветилось другое имя. «Д.С.».

– Зараза,– вырвалось у меня вместе с выдохом.

Когда звонил Диего, ничего хорошего это не сулило.

– Алло.

– Ты где, Клим?

Ни здравствуй, ни как дела, типичный коллектор. Я не знал, как относиться к Диего. С одной стороны, он меня раздражал, вечно бегал по пятам с глазами, в которых был нарисован знак денежной валюты, словно у Скруджа Макдака, но с другой, мне была понятна его позиция. Если бы в моей квартире поселился такой же, как я, мне бы пришлось вести себя аналогичным образом.

– На работе. Говорил же, что нашел дополнительный заработок.

В динамике некоторое время висело молчание.

– Врешь?

– Нет.

Он тяжело вздохнул.

– Спокойной ночи, Клим.

Не дождавшись ответа, Диего скинул звонок, оставив меня гадать, что бы это могло означать.

Послонявшись еще какое-то время по второму этажу без дела, я решил скоротать оставшиеся до сна часы за своим недавно обретенным хобби. Вытащив «Обломова», я улегся на кровать и принялся читать.

Несмотря на интерес и чувства, что вызывала у меня история, рассказанная Гончаровым (по большей части из-за того, что я продолжал узнавать себя в главном герое, и мне становилось от этого страшно; я словно взглянул на себя со стороны), читать мне было тяжело. Каждое слово было будто маленький человечек, а мой мозг бутылкой, в которую я их хотел впихнуть через узкое горлышко усваивания информации. Они сопротивлялись, упирались своими маленькими ножками в ее грани, и чтобы запихнуть каждого из них внутрь, приходилось применять силу.

В детстве родители мне говорили, что мозг ребенка похож на сухую губку, впитывающую в себя воду (знания). И теперь я понял, что звук – очень медленная штука. То, что говорила мать в детстве, доходит до тебя лишь спустя десятилетия, если вообще доходит. Причем это относится к тому, что действительно полезно. Вредное же прилипает моментально.