Наблюдая за всем этим спектаклем, в животе моем бушевал ураган. В тот день риск вылететь с работы вслед за (бывшим) коллегой у меня был очень велик, но все же нам всем повезло. Спустя полчаса после окончания инцидента к господину Шапиро приехала молодая женщина с костюмом и рубашкой, а после ее ухода он не выходил из своего кабинета до самого вечера.

Все работник в это время выглядели, будто курицы в загоне, ожидавшие, кого же из них следующего выберут на роль главного ингредиента в сегодняшний суп. К счастью, «позавтракавший» молодым работником господин Шапиро за день больше не проголодался.

На обед мы решили сходить в небольшой ресторан быстрого питания, что располагался в десяти минутах ходьбы от офиса.

Оставив свои рабочие места примерно в час дня, мы вышли на улицу и двинулись вдоль дороги. Мимо проезжали десятки машин, каждый водитель спешил по своим делам, многие разговаривали по телефону, расслабленно, напряженно, некоторые даже кричали в трубку. Единственными непринужденными людьми были молодые мамы, прогуливавшиеся со своими детьми, но такие нам встречались нечасто. В середине июльского дня держащееся в зените солнце палило нещадно, поэтому большинство девушек сидели вместе со своим чадом в домах и квартирах и охлаждались под кондиционерами.

– Когда ты собираешься звонить?– примерно на середине пути поинтересовался Итан.

Я вытащил бумажку с номером телефона и рассмотрел ее, не переставая при этом шагать наравне с другом.

– Вечером, наверно.

– А что тебя удерживает сделать это сейчас?

– Ничего.

– Тогда зачем откладывать?

Он словно переживал, что к концу дня я могу передумать. Хотя, быть может, так оно и было.

– Сейчас придем, сядем, сделаем заказ, и ты позвонишь. Они, скорее всего, просто спросят твое имя, как ты узнал об открытой вакансии, попросят взять документы на собеседование, и скажут адрес. Так, по крайней мере, было у меня.

– Ладно.

В тот момент я был спокоен внутри и внешне. А что здесь такого? Просто позвонить и сказать, мол, хочу устроиться на работу. Это же не в любви признаваться…

Обогнав меня на несколько шагов, Итан схватился за металлическую ручку и открыл дверь. Не сказав ни слова, я вошел в здание закусочной.

Зал был забит примерно наполовину. Посетителями были работники, зашедшие перекусить, и дети разных возрастов, от одиннадцати до семнадцати лет, собравшиеся в веселые шумные компании. Попивая холодный лимонад и поедая жареную картошку, которую они предпочитали называть «картоха!», дети громко беседовали и искренне смеялись. Какой-то человек сказал (не могу вспомнить его имя), что он не будет доверять кому-либо, пока не услышит его смех. По его словам, смех определяет каждого из нас, показывает то, какие мы внутри. Так вот нет ничего более искреннего и чистого в мире, чем детских хохот и слезы.

Смотря на них, в какой-то момент у меня, взрослого неудачника (в то время я уже это осознавал, но тогда это был приговор, а не переменное состояние, изменить которое у меня были силы в любой момент), внутри груди что-то зашевелилось. Клянусь, в тот момент мне очень сильно хотелось сесть рядом, взять в свою пятерню жаренной картохи и похохотать вместе с ними над какой-нибудь глупостью, и я бы так и поступил, если не нормы поведения. Наверняка после такого меня начали бы считать местным дурачком.

На глаза едва не наворачивались слезы. Такие они счастливые! И всего лет через десять-пятнадцать им предстояло «вступить во взрослую жизнь», и стать такими же, какими были мы с Итаном. Потерять задорный блеск в глазах, утратить мечты и надежды стать великими людьми, создающими для мира что-то поистине важное, и стать выросшими реалистами. Смотреть на вещи трезво, объективно, понимать, что если с рождения крыльев не дано, то вырастить их невозможно, и потому придется всю жизнь ползать по земле вместе с тысячами таких же персон, и так и ни разу не взмыть в небо.