Стараясь не поддаваться нахлынувшим на него противоречивым эмоциям, Дмитрий осторожно взял полученную бумагу.

— Пока мы будем ехать в офис, — проговорил он, — распорядись, чтобы Мэри Стюарт связалась с клиникой: корпорация оплатит любые расходы, связанные с лечением и реабилитацией супруга нашей сотрудницы. Пусть узнает, возможно, здесь потребуется другой медицинский центр. И… поставьте в известность Энестейше Лонг: её увольнение аннулировано. Она может вернуться на работу в любое время, как только будет к этому готова.

Молодой человек кивнул. Решение босса не обсуждалось, да и к тому же известие о случившейся трагедии его самого повергло в шок. Стас любил машины, гонки и, как и многие в окружении, следил за результатами любимых команд. «Северная звезда» как раз такой и была. Её лидер Сэмюель Лонг — кумир Стаса. Вот только в голове парня никак не укладывалось, что симпатичная девчонка-стажёр, несколько дней назад поступившая на работу в «ЭМ ДИ Аэро», не кто иная, как жена прославленного гонщика.

— Ты его знаешь? — Казалось, Милославский словно прочитал мысли помощника.

— Да, — Стас тут же преобразился. — Он просто супер! Лучший гонщик в мире.

Милославский неодобрительно нахмурился и отмахнулся.

— А что же твой лучший гонщик в мире сейчас делает в больнице? Ладно, иди! Я просмотрю всё сам, без твоих восторженных комментариев. Держи их при себе.

Спустя несколько минут, прочитав полученную информацию, Дмитрий откинулся в кресле.

«Всё закономерно, — с грустью подумал он. — И как тебя угораздило, девочка, выйти замуж за потенциального смертника?! Где ты только его нашла?! Тебе ведь нужен не такой, как он…»

Дмитрий задумался. «Не такой, как он» всплыло в голове так естественно, будто Дима уже знал, кто он, тот, другой, способный сделать эту малышку счастливой. Подсознание моментально нарисовало картинку счастливого семейного вечера.

Трехэтажное шале где-то в Альпах. Большой дом: каменный первый этаж, а два других — деревянные. Окна чуть больше стандартных. Света от них столько, что грубые деревянные стены в зависимости от времени суток окрашиваются то в цвет сливочного масла, то топлёного молока. Пол из широких массивных досок кое-где покрыт меховыми коврами-шкурами. Мебель — кожа и дерево, текстиль — лён.

В центре главной комнаты — огромный каменный камин с живым огнём. Напротив него — большой угловой диван с мягкими подушками и пушистыми пледами. На нём — она, одетая в домашний трикотажный костюм такого же цвета, как и глаза — небесно-голубого. В руках — большая книга с яркими картинками. Рядом, поджав под себя ноги, сидят девочка лет пяти и мальчик лет трёх, оба темноволосые. Их рты приоткрылись, а глаза устремлены на маму — они там, в истории, которую она читает.

Дверь в комнату негромко скрипит, но этого достаточно, чтобы девушка, сидящая на диване, оторвалась от своего занятия.

— Это ты! — беззвучно произносят её губы. — Где ты так долго был? Я успела по тебе соскучиться!

— Меня не было всего лишь десять минут, — тут же отвечает он.

Улыбки на лицах говорят о многом: им хорошо вместе, и они счастливы.

Она так красива, что ритм работы его сердца ускоряется. В глазах любимой он читает ответное желание. А ещё в них скачут отблески пламени, меняя цвет с карих на золотой.

«Что?»

Дмитрий поморщился, прогоняя картинку.

«Карие глаза или всё же голубые? О ком я мечтаю? Кто эта девушка в шале — Варя или Энестейше?»

Милославский глубоко вдохнул и медленно прикрыл веки. Техника «десяти секунд покоя», отточенная за годы одиночества до совершенства, привычно вернула его к прежнему душевному комфорту.