По этой причине советские, а затем и российские инженеры (в числе которых был и я), контактируя со своими западными коллегами, с удивлением обнаруживали, что уровень подготовки у этих самых западных коллег, вообще-то, существенно ниже, чем у них. Однако при всем этом живут западные коллеги гораздо богаче, чем наши соотечественники. Естественно, при этом возникал закономерный вопрос: если мы такие умные, то почему мы такие бедные? Ответ на него напрашивался сам собой: проблема в правительстве «этой страны», как любят называть Россию представители интеллигенции.

На самом же деле проблема здесь вовсе не во властях, и не в стране, и даже не в пресловутом «менталитете», а в уровне разделения труда. Экономика советской распределительной структуры включала в себя гораздо меньше населения, чем западный рынок, а потому уровень разделения труда в ней был гораздо ниже. Этим и была обусловлена потребность в системе образования, готовившей специалистов широкого профиля с фундаментальными знаниями, хотя из-за более низкого уровня производительности труда благосостояние населения в СССР было гораздо ниже, чем на Западе.

Однако эта ситуация стала меняться с включением России в западный рынок после распада СССР. Теперь Россия становилась частью уже западной системы разделения труда, и советская образовательная система просто не соответствовала ей. В этой связи стоит вспомнить известное высказывание министра образования Андрея Фурсенко: «…недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других».

Казалось бы, это высказывание абсолютно «вредительское», но государство, в отличие от обывателей, считает деньги, которые оно тратит на образовательную систему, и задумывается о том, зачем оно это делает. В рамках западной системы разделения труда, частью которой теперь стала и Россия, такая система образования оказалась действительно не нужна. Какая нужна – это, на самом деле, вопрос открытый.

Мне в этом плане повезло – я имел возможность сравнить обе системы образования. Диплом инженера я получил в России, а магистратуру по экономике и бизнесу окончил в Австралии. При этом я на своей шкуре прочувствовал, насколько российская образовательная система не соответствовала системе разделения труда. Я начал работать по специальности на четвертом курсе – моим первым местом работы стала телекоммуникационная компания, как раз активно внедрявшая западные технологические достижения. Там я с удивлением обнаружил, что практически ничему из того, что реально требовалось на рабочем месте, в институте меня не учили, и многим вещам пришлось учиться «с нуля». Тем не менее, имея фундаментальные знания, учиться было довольно легко.

Однако есть и другая сторона медали. Приехав в Австралию, я случайно познакомился там с одним парнем. Когда разговор зашел о том, кто чем занимается, он поведал мне следующую историю: «Сейчас я работаю водителем грузовика, но раньше я был программистом. Я окончил курсы в TAFE (аналог нашего техникума), где меня научили программировать на языке COBOL. Но со временем язык „умер“, и необходимость в таких специалистах отпала. Так я и стал водителем грузовика.» Надо ли говорить, что это, мягко говоря, нетипичный карьерный путь с точки зрения российского программиста – смертью какого-либо отдельного языка его профессии не лишишь.

Но вернемся к нашей теме. С появлением торговли и рынка замкнутые общественные хозяйства, подобные СССР, получили возможность преодолеть границы уровня разделения труда, обусловленные численностью собственного населения, так как теперь они могли торговать с другими участниками рынка. Однако, как будет показано далее, именно разделение труда, созданное административным путем в общественных хозяйствах, изначально стало предпосылкой возникновения рынка. При этом после возникновения рынка уже сами рыночные механизмы стали основным драйвером углубления разделения труда.