– Мама нажаловалась?

– Эрика, мама волнуется. Ты не должна сердиться на неё.

А я сержусь. То Данила натравит, теперь отца прислала.

Мы спускаемся в кафетерий и заказываем по чашке кофе. Я беру салат и картофельное пюре. Папа от еды отказывается.

– Как Лина? – интересуюсь делами его сорокашестилетней жены.

– Иваном занимается. Он в сад пойдёт осенью. Ты от темы не отходи.

– Хорошо. Говори, что хотела мама.

– Она позвонила, когда ты в отъезде была. Дочка, ты знаешь меня. Твои отношения с мужчинами меня не очень заботят. Я пытался объяснить, что ты взрослая, и сама вершишь свою судьбу. Но араб…

– Что с арабами не так, пап? У них есть хвост? Две головы? Глаз на затылке?

– Это другая нация, другая культура и…

– Он богат, папа. Сказочно богат, – повторяю я и вижу, как загораются папины глаза. Деньги его интересуют больше любых ценностей. Он и меня продаст, если надо будет. И не одному арабу. Из-за денег они с мамой часто собачились. Я это знаю, вот и давлю. На что рассчитывала мама, подсылая ко мне отца? Я протягиваю руку вперед. – Смотри, какое кольцо он мне подарил. Очень дорогое. Если я выйду замуж, они… м-м-м… как это называется? Во! Махр дадут – выкуп за невесту. Будешь со мной рядом, то о цене сам договоришься.

Папа сидит с круглыми глазами.

– А… ты уверена в нём? Ну… любовь и всё такое…

– Мы любим друг друга, не сомневайся.

Итак, папу обработала. Он ушёл, пожелав мне счастья и сказал звонить, если надо ехать махр брать. Смешной такой. Если я вообще замуж выйду.

Проводив папу, иду на рабочее место ещё более расстроенная, чем раньше. Папе с мамой пытаюсь доказать, что Азиз самый-самый и никого другого мне не надо, ношу кольцо, грея себя мыслью, что помолвлена с любимым человеком. А потом вспоминаю, что он уже женат, и мне уготовано место второй жены. На душе становится мрачно и холодно. Кто бы подсказал, что делать?

– Эрика? Ты почему стоишь посреди кабинета так, словно перед тобой разверзлась земля?

Внезапно понимаю, что задумалась и неподвижно стою на месте. Надя удивлённо смотрит на меня и ждёт ответа.

– Я… всё хорошо. Я иду к своему рабочему столу, – проговариваю и шагаю вперёд, чувствуя на себе скептический взгляд редактора. Словно мысли её читаю: «Ну-ну, идёт она».

– Я ожидала, что после поездки в Дубай ты на крыльях прилетишь, и улыбка будет как нарисованная. То, что я вижу сейчас, мне явно не нравится.

– Скучаю, наверно.

Утром я успела похвастаться, что помолвлена. Подробностей я не рассказывала, да и сообщила новость так, будто помолвка это что-то незначительное. Сейчас тоже говорю неубедительно, отвожу взгляд, делаю вид, что ищу степлер, хотя он перед носом лежит. Надя это видит, хватает степлер протягивает, а когда я хочу его взять, убирает за спину. Хмурится и прожигает своими голубыми глазищами.

– Ладно. Кое-что случилось, – наконец признаюсь, – но в рабочее время я не буду это обсуждать. Слишком всё сложно.

– После работы планы есть?

– Нет.

– Значит, попьём кофе. Не нравится мне твоё настроение. Девушка, которая без пяти минут жена человека, которого любит целых два года, просто не может не сиять от счастья. Твоё лицо серое, как небо в пасмурный день. – Надя кладёт степлер мне в руку. – От меня не отвяжешься, так и знай.

Ровно в шесть мы заходим в кофейню на углу той улицы, где находится наше издательство. Решили не ходить далеко. Потом Надя обещала отвезти меня домой. Она у нас дама важная, на «тойоте» гоняет по Москве. И за кофе собирается платить. Я не возражаю. Пускай себе важничает.

– Два капучино и эклеры, – говорит она официанту, не спросив при этом меня. Потом поворачивается и выдыхает: – Ну?