– Я же просила…

– Вы ни разу не зашли к нему. Вы нужны своему отцу.

Мы останавливаемся напротив знакомой третьей палаты. Большие окна открывают вид на небольшую, но комфортабельную комнату с необходимым медицинским оборудованием. Но я даже не обращаю на это внимания. Мои глаза прикованы к родному лицу. К родным поседевшим волосам, которые когда-то были похожи на мои, к полный бледным губам. Я бы взглянула ему в глаза, но это бесполезно.

Они смотрят в никуда. Прямо. Бездумно…

Он совсем меня не помнит. И не вспомнит. А мне будет ужасно больно из-за этого, если я подойду к нему ближе и спрошу, помнит ли он меня. Из-за того, что самый сильный мужчина в моей жизни сейчас прикован к кровати и, глядя на меня, назовет совершенно чужое имя, а не родная Элис.

Смахиваю скатившуюся слезу, пока доктор не увидел ее. Папочка… Как же я скучаю по тебе… Как же мне не хватает твоего сильного плеча, твоей поддержки…

– Я потом зайду, – проговариваю уверенно, но мне кажется, что голос все же дрожит от эмоций.

– Уверены?

– Да.

– Может…

– Я хотела отдать вам деньги, – протягиваю конверт, ради которого приехала сюда. – Здесь пять тысяч. Этого хватит на операцию и реабилитацию?

– Думаю, месяц продержитесь.

– Месяц? – смотрю распахнутыми глазами на доктора. – Вы шутите?

– Нет. У вашего отца сложная ситуация. Опухоль прогрессирует, операция очень рискованная, по страховке ее почти никто не делает. Я бы мог отправить вас в другую страну, но вы же знаете, что он может не перенести перелет.

Знаю. Вы говорили об этом почти год назад, когда его доставили в больницу с черепно-мозговой травмой. Вы говорили об этом, когда на МРТ нашли прогрессирующую опухоль и предложили удалить ее, чтобы продлить папину жизнь. И я делаю все, чтобы в скором времени вернуть любимого родителя, не глядя на риски и на собственную жизнь.

Выхожу с высоко поднятой головой на улицу, жду такси, закрываю дверцу заднего сидения. Все еще держусь, не плачу. Никто не должен видеть мою боль, мои страдания. Никто. Виктор ни разу не видел моих слез, даже когда он имел меня очень жестко и бесконтрольно. Ему плевать. Всем плевать. У меня есть только я. Меня этому учил папа.

Папа…

Захожу в нашу коморку, которая встречает меня привычной тишиной, сажусь на диван и только сейчас позволяю себе расплакаться. Вывести всю боль наружу. Так происходит каждый месяц, когда я выхожу из больницы. Каждый месяц приезжаю к доктору отца, каждый раз отдаю ему толстый конверт, в который откладывала деньги на его лечение, и каждый раз уезжаю со слезами на глазах. Всегда. Почему так? Почему с моим отцом? Почему с нами?

– Черт, где ты Аврора? – кричу на всю квартиру и громко хлопаю дверью. Еще немного и она сломалась бы, но сейчас мне плевать.

Интересно, куда делась эта гулена? Обычно через пару минут после моего пронзительного выкрика открывается дверь в комнату и оттуда выбегает расслабленная Аврора. Но сейчас этого не происходит. Квартира снова встречает меня непривычной тишиной! Черт!

Может, и правда позвонить? Да, надо. Достаю телефон, но не успеваю нажать на нужный номер. Входящее оповещение в хронике новостей заставляет меня замереть на месте, а пальцы рук задрожать. Этого не может быть… не может…

«ВНИМАНИЕ! Виктор Крон был убит в своем отеле.

Накануне вечером известный предприниматель и глава сетей отелей Виктор Крон был обнаружен мертвым в VIP-зале. Насколько удалось выяснить нашим корреспондентам, зал взорвался в результате подложенной бомбы. Пожар дошел до второго этажа здания, но его удалось потушить. Пострадавшие доставлены в больницу, от взрыва живых не осталось».