– Я должна была исполнять соло в хорале, – сказала она. – Все об этом говорили. А я здесь!

– Это не служит оправданием дурных манер, – заявила ее мать. Ее голос звучал абсолютно спокойно, несмотря на бушующие вокруг страсти. – Наша дорогая Розамунда права. Ты должна извиниться перед Сарой.

Сара едва не охнула. Леди Кларк никогда ее не защищала. Может, пожилая женщина ударилась головой, когда упала сегодня днем?

– Я прошу прощения, – пробормотала Артемизия, опустив голову, чтобы спрятать пятна на щеках.

Вздохнув, леди Кларк взмахнула своей шалью.

– Вот это куда лучше, – сказала она. – Мое сердце не выдержало бы, если бы мне пришлось стыдиться собственной дочери после того, как я дала ей столько заботы и любви. В конце концов, о леди судят не по тому, как она ведет себя с дочерьми герцогов, а по тому, как она обращается с дочерьми тех… кто ниже нас.

Сара едва не рассмеялась вслух. Так вот как они на нее смотрят! Как на ту, что ниже их. Сара пришла к выводу, что вдова имеет в виду ее мать, которая так и не вышла замуж, несмотря на то что по рождению была ровней вдове. Просто ей не повезло: она поверила ложным обещаниям.

– Спасибо тебе, Арти, – проронила Сара, касаясь рукой руки девушки.

«Фэрборн – это все, что мне нужно», – напомнила себе Сара, когда Арти отдернула свою руку. Именно его купило ей замужество. Не любовь мужа – она ее даже не ждала. Да и сама не любила его. Сара скорее жалела Босуэлла – слишком слабого человека, которому поручили чрезмерно серьезное задание. Нет, не уважение или любовь его семьи. Кларкам был неприятен тот факт, что Сара нужна им. Замужество купило ей эту чудесную кучу старых кирпичей времен королевы Елизаветы.

Саре нравилось бродить по комнатам, обитым деревянными панелями, слушая эхо трехсотлетней давности. Нравилось гулять по земле, которую она спасла. Нравилось заботиться о животных, которые в ней нуждались, и о полях, которые благодаря ее заботам вновь зеленели молодыми пшеницей и ячменем. Бо́льшую часть времени она даже была в состоянии любить людей, в ней нуждавшихся.

Долгое время ей этого хватало. И она не допустит, чтобы Йен Фергусон отнял все это у нее.

– Миледи, – зычным голосом объявил появившийся в дверях Паркер, – обед!

«Наконец-то!» – подумала Сара. Поставив бокал с шерри на столик, она встала. Еще минута – и она стала бы плакать и рвать на себе одежду. А в этом доме и без нее хватает драм.

Обед показался Саре вечностью. После фейерверков в гостиной беседа еле тянулась, прерываясь лишь мелкими схватками матери с дочерью из-за воображаемых придирок. На этот раз Саре удалось не участвовать в них: ее голова была полностью занята собственными проблемами.

К тому времени, когда было подано жидкое бланманже с орехами, Сара составила план, касающийся ее незваного гостя. Ей только нужно было уйти, чтобы привести этот план в исполнение. Прежде чем кто-то успел затеять очередной спор, она извинилась и встала из-за стола, целиком поглощенная мыслями о тех вещах и продуктах, которые ей предстояло вынести из дома.

Обычно ей удавалось улизнуть без помех. Но не сегодня. Едва Сара ступила на нижнюю ступеньку старой дубовой лестницы, как перед ней возникла Артемизия.

«О нет, – промелькнуло в голове у Сары. – Только не этим вечером!» Похоже, за обедом на нее не обращали достаточно внимания. Арти истерзала свой пояс в клочья. Ее глаза опять были полны слез, а губы дрожали.

– Почему ты меня терпишь? – спросила девушка. Ее голос звучал опасно высоко. – Я – животное! Прости меня, пожалуйста, Сара!

«Господи! – рассердилась Сара. – Это все надолго, если я немедленно не избавлюсь от нее, отослав куда-нибудь».