Причина их взаимной нелюбви покрыта мраком времени, синьор Моретти за глаза называет своего недруга «тряпичным болваном» (очевидно, имея в виду его мелкий рубашечный бизнес, а может, и что-то другое, более личное). Синьор Пьячентини раз и навсегда объявил синьора Моретти «прощелыгой», что позволяет ему игнорировать места, которые посещает риелтор. Во всяком случае, появляться там, когда синьор Моретти уже убрался или еще не подошел.

И вот теперь они мирно переговариваются друг с другом, неужели смерть сторожа заставила их зарыть топор необъявленной войны?..

Но больше, чем это внезапное воссоединение, Алекса интересовала улыбка Лео. Испытывать столь яростные и однозначные чувства к незнакомому человеку невозможно, а вот к давнему и кровному врагу – вполне. Но когда это Лео успел приобрести кровника? Он мало кого знает в К.: Алекс, синьор Моретти – список тех, с кем общался чужак, удручающе короток. И вряд ли за те два дня, что они не виделись, в нем появились новые имена.

Пока Алекс раздумывал об этом, Лео наконец-то заметил его. И смутился. Именно смутился, как будто Алекс застал его за чем-то неприличным. Он быстренько стер отвратительную улыбку, заменив ее другой – приветливой. Потом, видимо решив, что улыбка не лучший эскорт для погребения, вообще перестал улыбаться. Вздохнул и помахал Алексу рукой.

Отличный повод, чтобы приблизиться к так и не состоявшейся дружбе. Еще раз испытать судьбу.

Решив так, Алекс осторожно выбрался из толпы и направился в сторону вяза.

– Привет, – сказал он, подходя.

– Рад тебя видеть, – ответил Лео, пожимая протянутую Алексом руку. – Рад, конечно, не совсем уместное слово в данной ситуации… Но я, действительно, рад.

– Я тоже. – Сердце Алекса учащенно забилось, а щеки обдало жаром.

– Я просто проезжал мимо. Увидел процессию и решил посмотреть.

– Обычные сельские похороны…

– …на которые собираются все?

– Примерно.

– Это тот самый сторож, о котором ты говорил?

– Синьор Тавиани, да. Я сам удивлен, что пришло столько народу. Он был нелюдимым человеком, синьор Тавиани. И ни с кем особенно не общался.

– Но вы вроде бы приятельствовали?

– Да. Он называл меня «малышом».

– Он всех так зовет, я помню.

Все точно, дурацкий «малыш» – понятие универсальное, с высоты своего возраста синьор Тавиани имел право назвать «малышом» любого, даже герра Людтке, даже синьора Моретти. Вот только Алекс в упор не помнит, что сообщил об этом Лео. Вполне возможно, что сообщил.

– Ему было восемьдесят девять, но все равно… Смерть – всегда грустно.

– Не всегда, – неожиданно заметил Лео.

– Что ты имеешь в виду?

– Это просто философские размышления, не обращай внимания, Алекс.

Наверное, Лео имеет в виду реакцию посторонних людей на смерть такого же постороннего человека. С какой стати им грустить? Посторонних людей ничто не связывает, от их присутствия или отсутствия жизнь не претерпит существенных изменений. Другое дело – мимолетные мысли о собственной смерти, которой, как ни крути, никому избежать не удастся. Как и ухода близких, дорогих, самых любимых. Вот и получается, что ты вроде бы присутствуешь на репетиции еще неизвестной тебе пьесы, в неизвестном тебе передвижном театре, думая лишь о том, чтобы первое ее представление на подмостках собственного, домашнего театра состоялось как можно позже.

Или не состоялось вообще.

Ого, вот и Алекс пустился в философствования, Лео нельзя отказать в благотворном влиянии на скромного продавца мужских сорочек!..

– Как продвигаются дела по покупке дома?

– Успешно. – Лео зачем-то снял шейный платок с якорями и штурвалами и сунул его в задний карман брюк. – Синьор Моретти оказался молодцом, избавил меня от рутины и взял оформление документов на себя. Сделка будет заключена в самое ближайшее время.