Да и старухе этой она не верила. Скорее всего, напускает на себя оккультной важности, а сама о ее проблеме узнала от той же Лидии Савельевой, от которой Лана сюда и пришла.

– Тогда сама решу, что взять с тебя, – противно захихикала старуха и вдруг схватила Лану за руку, потянула на себя через стол. – Все равно ей… И жизнь отдашь? И молодость? Ох и глупые же среди вас попадаются!

– Что вы?.. – закончить Лана не успела. В руке колдуньи вдруг блеснул сталью нож, и в следующую секунду ладонь прорезала острая боль. А на столешницу закапала густая темная кровь.

Голова закружилась что есть силы, и сколько-то секунд у Ланы ушло на то, чтобы побороть дурноту. А старуха уже вовсю бормотала, и Лана с ужасом наблюдала, как кровь ее сворачивается в шарики, и шарики эти скатываются по столешнице прямиком в морщинистую ладонь. А потом исчезают в той без следа, словно мгновенно впитываются в кожу.

Руку уже ломило и от крепкой хватки старухи, и от потери крови, по всей видимости, когда колдунья склонилась низко над ладонью и принялась заговаривать порез. Тут же кровь перестала течь, а порез затягивался и исчезал на глазах. И вот тут Лане стало страшно, только вот сделанного не воротишь. Во что же она влипла? И чем ей это теперь грозит?

Как и предсказывала Галя, денег с нее колдунья не взяла. Еще и напоила чем-то для придания сил, как сама выразилась. А на дорогу напутствовала:

– Ты сделала то, что велело тебе сердце. Я же поступила согласно велению своего. Мы квиты, красавица, – и захлопнула за ней тяжеленую стальную дверь.

Несмотря на бодрящий напиток, Лана испытывала настолько сильную усталость, что на обратном пути даже в магазин заходить не стала, сразу отправилась домой. И дома сил хватило только на то, чтоб умыться и переодеться ко сну. И хоть время еще было детское, Лана с таким удовольствием завалилась в постель, мечтая, чтобы поскорее ее накрыл сон, а воспоминания о страшной старухе стерлись напрочь.

Снилась ей мама, и во сне она о чем-то ее предупреждала. Только вот родного голоса Лана так и не услышала, как и сама ничего не могла сказать. А проснулась она от легкого толчка, и в первый момент не осознала, что действительность вокруг нее поменялась.

Темно и жарко – первое, что определила, когда вдруг проснулась. Причем, что на дворе ночь, даже не сомневалась. Только вот куда подевались все фонари во дворе, что щедро бросали в окна свет, и с чего это вдруг батареи раскочегарили так, что в комнате дышать нечем. И это в ее торцевой комнате, где зимой всегда холодно, так что приходится включать обогреватель.

Лана пошарила по стене в попытке нащупать веревочку бра и очень озадачилась, когда таковой не обнаружила. Да и стена на ощупь показалась ей другой, какой-то шершавой, а не покрытой обоями с шелковым тиснением.

Она пока еще не боялась, но уже совершенно не понимала, что происходит. Ну и где-то в глубине души теплилась надежда, что ей снится очень реалистичный сон. А когда вдали загорелась крохотная точка и принялась стремительно увеличиваться, то Лана даже засмеялась, окончательно уверившись, что все это ей только снится.

– Странная реакция человечка на демонический огонь, – раздался низкий голос.

Его обладателя у Ланы никак не получалось рассмотреть – того полностью скрывало пламя, в котором он и жарился. Или не жарился, иначе как он может говорить так спокойно. Это ведь реалистичный сон, а значит, ему должно быть очень больно. Хотя, чего только во снах не случается.

– Должна сказать, полыхаете вы эффектно, – усмехнулась Лана и подвинулась назад, чтобы опереться на торец шифоньера, к которому и примыкала ее тахта. Каково же было ее удивление, когда она не нащупав опоры повалилась на все то же ложе. – Черт! – пробормотала, вновь садясь. В пижаме было нестерпимо жарко, по спине уже струился пот. И сон этот нравился Лане все меньше.