– Ну, что ты! – отказалась она. – Разве я могу использовать детский труд? Это невозможно. Нет-нет, я сама, пусть уж… ладно… – снова горьких вздох прервал ее слова.

– Да что вы! Я уже давно не ребенок! Сироты взрослеют гораздо раньше обычных детей!

– Ты теперь не сирота! – перебила она меня негодующе. – Ты – моя доченька!

– Дочки всегда помогают свои мамам! – воскликнула я. Пожалуйста, ну пожалуйста, позвольте мне! – молила я ее.

– Ну так и быть, если ты так просишь. – снизошла она. – Но только если ты устанешь, сразу брось, скажи мне, я сама доделаю.

– Я не устану! Я молодая и сильная! – счастливая, я унеслась в ванную.

У нее были такие красивые, тонкие и изящные вещицы. Я замирала от восторга, перебирая их. Осторожно, затаив дыхание, окунула их в воду и бережно намылила. Старалась, как могла, и осталась весьма довольна результатом. Хотя стирка заняла немало времени, и я не успела толком выучить уроки. Я была так горда, что она позволила мне дотронуться до ее вещичек! Словно мы и правда были близкими людьми, словно она пустила меня в свой мир.

Учитель в школе отругал меня за небрежность и поставил тройку, но мне было все равно. Вместо угрюмого лица и опущенных плеч в этот день меня украшала гордая посадка головы и радостный взгляд. Который моим одноклассницам показался дерзким и вызывающим, что не замедлило привести к печальным последствиям.

Да, я была не такая, как они, у меня не было ни папы, ни мамы, ни красивой и новой одежды. Модные девочки приходили каждый день в разных нарядах. У меня же было одно старое заштопанное синее платье. И одно на выходной день, которое обычно мне носить не разрешали. У них были чудные пеналы с яркими героями из мультиков, разноцветные фломастеры и море самых разных чудесных штучек. Я же обладала лишь синей ручкой, карандашом, ластиком и линейкой. Носила я их в кармане сумки, еще одного моего позора. Вместо новеньких красивых портфелей с мультяшными героями я ходила со старой сумкой, с какими ходят на рынок за картошкой. В общем, поводов для насмешек и дразнилок находилось вдоволь.

Обычно я не отвечала, давно поняв, что дешевле не связываться. Видя, что я не реагирую, дети скоро оставляли меня в покое. Им было неинтересно долго надо мной издеваться. Но хотя я игнорировала все обидные слова, они впивались иглами прямо мне в душу. Зато потом, по дороге домой или в школу, я мстила за себя, выдумывая для них самые страшные казни и пытки. Такие, что привели бы в дрожь саму инквизицию.

* * *

Скоро, чтобы угодить тете Луизе, я была готова на все. Не прошло и месяца, как я узнала ее очень хорошо. Она обожала маленькие секреты, была очень ранима, часто уставала и жаловалась на плохое самочувствие. Странным образом чаще всего именно тогда, когда надо было что-то делать по хозяйству или для нее самой. И, конечно, не в силах перенести ее вздохи, раздиравшие мне душу, ее грустный вид, я вызывалась помочь ей, а вернее, сделать за нее.

– Ты такая умница, Чудик, такая молодец! И все-то у тебя в руках мастерится, все-то спорится, а я… У меня руки не из того места растут, все из них валится, ничего-то я толком не умею.

– Зато у вас чудесная душа, полная любви и ласки, – так я чувствовала, но в словах выразить не могла. Просто смотрела на нее восторженными глазами:

– Но ведь вы самая лучшая, самая-самая замечательная!

Она очень доверяла мне, чем я безмерно гордилась.

– Ты мой самый близкий и доверенный друг, Чудик, – уверяла она меня, – есть секретики, которые я не доверяю никому, кроме тебя.

Так, незаметно, с моим горячим энтузиазмом и ее робкими попытками остановить меня от выполнения для нее любой работы, все дела по хозяйству, а также ее личные потребности были переложены на меня.