Умственные, математические, конструктивно-технические, музыкальные, литературные, физические способности можно было улучшить. Ощущение, восприятие, память, представление, воображение, мышление, внимание можно было изменить. Апгрейд производился в клинике. Неизменно было только одно – улучшение выполнялось на «робе» – никаких тебе живых клеток. Все это носило скорее локальный характер, его вседоступность и расширение возможностей индивида не имело влияния на социум. Это скорее было способом потратить честно заработанные средства и своеобразным неким источником развлечения.

Переживания Никса по поводу отлучения от родителей не прошли впустую. У него развилась некая нервозность и возможность убрать ее с помощью «убийства» участка мозга его не претила.

«Чему быть, того не миновать – думалось Никсу».

До пяти лет он был вполне обычным ребенком, воспитывающийся в настоящей любящей его семье. А затем эту семью у него отняли – произошло распределение в «боксы».

– М-а-а-а-а-м, куда они меня уводят? – кричал маленький Никон, заливаясь слезами, пытаяся сбросить с себя его мучителей.

А в это время «дроид-гвардеец» уже уводил его за пределы небольшой квартирки, где он жил вместе со своими родителями.

– Все будет хорошо, сынок, мы скоро увидимся – не меньше сына кричала и плакала его мать.

Другой «дроид» силой сдерживал ее порыв к Никону. А она в этот момент перебирала тысячу ругательств и проливала миллионы слез, но в итоге ничего так и не помогло – бездушные железяки насильно увели Никса из родительского дома. Что было дальше он уже не помнил, как и не помнил то место, где прошли пять лет его счастливой жизни – оно просто не успело врезаться в памяти.

«Купите нейроимплант, восстановите память детства, всего за … – гласила вывеска на электронном табло рядом с его новым местом жительства».

После насильственного расставания с родителями Никс долго облизывался и мечтал о таком больше всего. Но затем вырос и перестал думать о так называемом импланте памяти.

«Чем больше воспоминаний восстановится в моем мозге, тем хуже станет моей нервной системе, а потом еще и на нее нейроимплант ставить – думалось Никсу».

Мать Никса рвала на себе волосы и обещала их скорую долгожданную встречу, но «скорая встреча» так и не состоялась. Они встретились намного позже, когда Никс уже свыкся с мыслью, что больше никогда не увидит ее и отца. В том месте, где он меньше всего ожидал их увидеть.

А все детские воспоминания сводились к двум-трем эпизодам. Один из них был таким: Никс учился ходить и его мать всегда оказывалась рядом, когда он намеревался упасть на пятую точку. Он смеялся.

Другое – когда он уползал за пределы, подготовленной его матерью игровой зоны и безостановочно кричал:

– М-а-а-а-а, м-а-а-а-а-а-а.

А мать в это время бежала к нему со всех ног и что-то недовольно ворчала. Дела по дому необходимо было делать, а Никс, вероятно, всячески этому препятствовал. Но только завидев ее, переставал вопить и начинал улыбаться своей беззубой улыбкой, понимая, что ему больше не грозит одиночество, а мать в этот момент, видя его радостное лицо, заканчивала свой бубнеж.

Что же касается произведенных изменений, то они произошли в один из серых будней. По крыше капали капли дождя и весь мир плакал вместе с ним, принимая и откладывая в душе грядущие перемены.

Давно запланированная революция состоялась тихо и без шума. Люди были шокированы произошедшими реформами, но «дроидам» было плевать на мнение «несовершенных». Поэтому теперь только у них имелась возможность приблизиться к верхушке и быть доверенными государственного управления. Само же государство ушло в тень, теперь так и называемое «тенью», и с тех пор и до сегодняшнего дня не показывалось. Видимо не было нужды, все работы за них выполняли «дроиды». Люди же стали рабами своего положения, заключенными в кандалы разума, с ничего не значащим правом выбора. Слова «раб» и «роб» стали своего рода нарицательными связующими элементами между собой.