Сентябрь. С ним начало школьных занятий. Адька, так мы дети называли брата Артура, пошёл в первый класс. Ему повезло. Первым его учителем стала мама. Гремит звонок, ученики с шумом устремились по своим классам. Входит учитель и с удивлением видит – за первой партой восседают её два неразлучных чада. Попытка выдворить самовольного «ученика», т. е. меня, не удалась. Да и коллеги убеждали: пусть ходит, будет под присмотром.
В школу ходил прилежно, даже выклянчил одежду как у старшего брата, и переодевался в повседневную после занятий. Но надлежащего контроля со стороны мамы за моей учёбой не было, считала такую нагрузку преждевременной. Домашние задания делал, а заучивать наизусть не любил. Внимательно слушал на уроке рассказы учителя, рассказы стихотворений учениками. Быстро запоминал и тут же беспардонно, громко делал подсказки, за что получал замечания или выдворялся из класса. Отчёт о полученных знаниях на уроке демонстрировал после всех, а если учитель забывал обо мне, надо полагать, намеренно, вопил на весь класс, поднимал руку.
Несмотря на некоторые детские шалости, учился не хуже других, но в следующий класс переведён не был. Это решение мамы, вероятно, ошибочное, на что указывали и её коллеги. Заставить меня повторно сесть за парту в первый класс, оказалось непросто, тем более учиться прилежно. Программа знакомая, я филонил. К этому привык настолько, что и в следующих классах особого усердия к учёбе не проявлял. Всё давалось легко, но был середняк – способный.
Артур, в отличие от меня, учился очень прилежно, всегда считался лучшим в школе.
Нашими учителями в школе были одни женщины, мужчины ушли на фронт. Мама, как все преподаватели, работала в две смены. Когда уходили на занятия, с малыми детьми (Анатолий – 4 года, Люба – 2 года, Пётр – 1 год) оставалась девочка-подросток, дочь маминой подруги. Она была и помощницей по дому. С первых дней войны мама приобщала старших братьев, т. е. меня и Артура к работе. Была, когда нужно, строга, требовательна, заботлива и очень нежна. Учила не раскисать перед трудностями, не хныкать при неудачах, быть честными. Готовила нас к предстоящей трудной жизни. Милая Мама, как же ты была мудра и упорна. Спасибо тебе за науку! Всё пригодилось. Мы дети войны не по времени быстро взрослели, физически крепли, становились основными помощниками родителям во всех делах.
Первый год войны был самым трудным. У нас ничего не было: ни огорода, никакой живности, никакой собственности, ни кола, ни двора. Словом, сельская интеллигенция. Родители не обременяли себя ведением личного подворья, нужды в том не было. Отец очень любил лошадей, был прекрасным верховым наездником. И это неудивительно. Потомственный казак, с детства в седле (об отце расскажу позже). При школьном хозяйстве находились две лошади. Ухаживал за ними конюх дед Матвей. Дед Матвей не только позволял мне и Артуру прокатиться верхом на конягах, но и учил некоторым несложным мудростям обращения и ухода за ними. Все сельские дети той поры с самого раннего возраста приобщались родителями к труду. Это помогло нам выжить и стать опорой нашим матерям в военные годы.
Мизерная зарплата, которую получала мама, позволяла нашей семье только медленно умереть с голоду. Но ни из тех была мама. Волевая умная женщина не растерялась. Представительница лучшей части российского крестьянства, она могла и умела всё. Мы стали её надеждой, помощниками, несмотря на детский возраст.
Чтобы как-то кормить детей, мама продавала, меняла одежду отца, свою, которую считала теперь ненужной, на продукты. Прокормиться, не умереть с голоду стало главной её заботой. Чтобы приготовить к столу даже самое немудреное блюдо, типа «щи из топора», нужно было постоянно мудрить, колдовать, изобретать. Лес в летнюю пору становился заметным дополнительным источником пропитания. Мы дети быстро научились хорошо ориентироваться в нём, никогда не заблуждались. Богатая лесная флора подкармливала нас и оздоровляла. Ранней весной добывали берёзовый сок, ели всякую «съедобную» траву, названий которой уже не помню. Очень много собирали разной ягоды и грибов. Клубника – ягода особого свойства. Её жарили на сковороде, запекали на большом противне в русской печи, сушили на зиму и просто ели свежую с молоком вместо хлеба. Живот раздувало, а чувство голода не исчезало. Оно присутствовало постоянно. Хлеб, если и появлялся на столе, мама выдавала каждому по кусочку. Поесть вдоволь оставалось мечтой ещё на долгие годы.