И принц снова ее удивил. Вместо того чтобы доказывать коню свое превосходство силой, он повернулся к ней и подверг ее внимательному, изучающему взгляду, от которого уже занервничала сама Элени. Еще ни один мужчина не смотрел на нее так, как он. Сердце у нее вдруг учащенно забилось.

– Погладь лошадь, – велел он.

– Но…

– Без всяких но, – ледяным тоном прервал ее Калик. – Никогда не возражай члену королевской фамилии! Или в школе тебя этому не учили, милочка?

Еще как учили! Основные правила протокола общения с особами королевской крови входили в курс обучения истории Калисты и преподавались в любой деревенской школе. А сейчас даже дети из самого низкого сословия могли посещать школу благодаря приказу королевы Эньи, раскритиковавшей устаревшие порядки и настоявшей на том, чтобы каждый ребенок в стране мог получить хотя бы начальное образование. Но в этих уроках, что в общем-то неудивительно, не содержалось и намека на то, как простому человеку вести себя в обществе члена королевской крови, оказавшись с ним наедине в конюшне.

– Простите, ваше высочество, – сказала Элени. Глаза Калика сверкнули. За свои тридцать шесть лет он слышал самые разные фразы, выражавшие уважение к нему, но ни в словах, ни в поведении этой девушки уважения или хотя бы даже просто почтения не было. Все ее поведение указывало только на подавляемый гнев. Да как она смеет?!

– Погладь лошадь, – шелковым голосом повторил Калик.

Элени сдалась. Подойдя к Набату, который тут же успокоился и стал пофыркивать, тычась ей в ладонь в поисках сахара. Его теплого дыхания и прикосновений бархатных губ было достаточно, чтобы Элени на миг забыла, где она и с кем.

– Нет, нет, – рассмеялась она. – Сегодня для тебя у меня нет никакого лакомства, мой хороший.

Набат качнул головой, отказываясь верить своим ушам. Тут Элени уловила резкий свист и вспомнила про принца. Подняв глаза, она встретилась с его взглядом. Он смотрел на нее, как удав на кролика.

– Кто ты? – медленно спросил он.

– Меня зовут Элени.

Он нетерпеливо качнул головой:

– Мне все равно, как тебя звать. – Продолжая смотреть в ее неправдоподобно красивые, сбивающие с нужных мыслей глаза, Калик понизил голос: – Я хочу знать, почему ты так отлично ладишь с этим жеребцом.

– Потому что… Сердце у нее упало. Какой же наивной дурочкой она была, если намеревалась незамеченной пробраться на королевские конюшни, а затем попробовать устроиться на них работать, чтобы быть поближе к своему любимцу! Должно быть, в гневе этот мужчина не просто опасен, а по-настоящему страшен. Может, не стоит рисковать и сказать ему все как есть?

– Потому что я ухаживала за ним с тех пор, как он появился в нашей конюшне, – тихим, но отчетливым голосом произнесла Элени. – Набат был еще маленьким жеребенком, но уже тогда познал грубое обращение.

– Набат?

– Так его зовут. Это имя означает «сладость» – когда вы крошите кусочки желтого сахара в ярмарочный день. Он откликается только на это имя, – с нажимом добавила она.

– Продолжай, – сказал Калик, и его голос прозвучал на удивление по-доброму.

– Я ухаживала за ним, баловала его лакомствами. Я была первой, кто сел на него без седла. – При воспоминании, как они с Набатом проделали круг по двору, на душе у Элени потеплело. – Я также была первой, кто оседлал его. – Голос ее дрогнул. – Сначала ему это не понравилось. Как и любому чистокровному арабскому скакуну, наверное. Но постепенно он привыкал к нему, и я… я… – Голос Элени сорвался. – Я люблю его, – прошептала она, чувствуя, как боль сжала ей сердце, и не чувствуя, как по ее щеке потекла первая слеза.