– О, Джулиан, это было безумие, – пробормотала она, задыхаясь.
Я закурил еще одну сигарету и лег рядом с ней. Нам обоим требовался перерыв.
– Ты надолго? – спросила она.
– Ровно настолько, чтобы досадить брату.
Я протянул Лиззи сигарету, она взяла ее и поднесла фильтр к губам.
– Между вами все еще война?
– Мы упорные.
– Но он почти никогда не говорит о тебе.
– Он обсуждает меня только с теми, кому доверяет, – оборвал я.
– Кстати, он знает, что ты вернулся?
Я кивнул.
– Он нанял новую гувернантку, – Лиззи явно хотела поддержать разговор.
Это еще одна причина, почему я трахал застенчивую горничную. Помимо удовольствия, я получил ничего не подозревающую союзницу: Лиззи все видит и слышит. А новенькая, о которой зашла речь, меня заинтересовала.
– Как она выглядит?
– Молодая. Примерно моего возраста.
Инстинктивно я скривил губы в ехидной ухмылке.
Раньше Итан нанимал для Олив учителей за шестьдесят – с высокой квалификацией и огромным опытом. Но никто из них не смог укротить племянницу. Куда им. Олив похожа на меня, она так же, как и я, хранит и лелеет свой бунтарский дух.
Новая гувернантка не протянет и недели. Когда она покинет Доунхилл-Хаус, Итану придется не просто объясниться с миссис Лэньон, ему в тысячный раз придется оправдывать свое безрассудное решение оставить дочь дома. Надеюсь, что Кэтрин воспользуется очередным провалом Итана и надавит на него, убедит, что Олив должна ходить в обычную школу.
Я знаю, почему брат ограничивает свободу дочери: он боится, что в ее сознании прорастет опасное семя и Олив бросит его, как до этого бросила ее мать.
– Миссис Фуллер в ударе, – Лиззи прикрыла грудь рукой, будто застеснялась, что обнажена. – Ей наконец-то есть с кем поговорить, и мне теперь не нужно притворяться, что я ее слушаю. Иногда эта старая дева так нервирует, особенно когда говорит о смысле жизни…
– На ее месте я бы тоже вздохнул с облегчением, – перебил я. – Аннабель – остроумная женщина. Дух атрофируется перед чужим невежеством. Признай: ты, Джейн и Миллер – не самые идеальные собеседники.
Лиззи резко села и обиженно посмотрела на меня.
– Меня наняли не для того, чтобы развлекать экономку.
– Конечно, нет, – захотелось ее спровоцировать.
Она прищурилась.
– Ты пытаешься меня оскорбить?
Я выхватил у Лиззи сигарету, чтобы она случайно не вздумала потушить ее об меня.
– Лучше расскажи, как я тебе, Лиззи.
Вместо ответа она встала, волоча за собой простыню. В отличие от нее, я не ханжа. Лиззи наклонилась, взяла свою одежду, оделась, бормоча оскорбления. Я их пропустил мимо ушей, докурил сигарету и затушил ее в пепельнице.
Прежде чем уйти, Лизи бросила:
– Ты грубиян, я не хочу больше иметь с тобой ничего общего!
Я повернулся на бок и подпер голову рукой.
– Секс в состоянии аффекта, м-м-м, как интригующе, – я издевался над ней, приглашал вернуться, барабаня пальцами по кровати.
Стук захлопнувшейся двери эхом отразился от стен. Я обвел взглядом потрепанные потолочные доски. Лиззи вернется. Она всегда возвращается. А если помешает гордость, то я все равно с легкостью заманю ее обратно в постель: понадобится всего лишь парочка стонов. Лиззи отдала мне свою невинность, и теперь она слишком любит секс, чтобы беспокоиться о достоинстве. Вот только иногда она допускает мысль, что между нами есть нечто большее, верит в несуществующую перспективу «нас».
Я встал с первыми лучами солнца, надел футболку, джинсы и вышел в коридор – мне нужен кофе. В это время поместье обычно пустовало – это радовало. Настроения с кем-то встретиться или тем более разговаривать не было.
Утром я часто злился, особенно когда возвращался домой. Здесь хранилось слишком много болезненных воспоминаний. Воспоминаний, которые преследовали меня, сколько я себя помню. И порой они становились невыносимым бременем. Однако, несмотря ни на что, именно здесь я чувствовал себя по-настоящему в безопасности.