Сигарета в руках Матвея раскрошилась полностью, и он достал еще одну. Глаза лихорадочно блестели. Было видно, что ему непросто даются эти воспоминания, но останавливаться он уже не хотел. Или не мог.

– Год, который мы провели вместе, был лучшим во всей моей жизни. Знаешь, рядом с ней я сам становился немного лучше, мне хотелось тянуться до ее уровня. Мы говорили на любые темы, с ней всегда было интересно. Помню ее рассказ о волонтерской программе по спасению черепах в Коста-Рике. С каким лицом она изображала, как маленькие черепашата, только вылупившись, бегут через весь пляж к воде, – Матвей грустно улыбнулся. – Я восхищался ей, ее добротой и светлым сердцем. Но иногда мне казалось, что она слишком хороша, что я недостоин ее. Мне было непонятно, почему она – такая умная, красивая, благородная – осталась в России ради такого, как я.

– Думаешь, тебя не за что любить? – я не выдержала и задала вопрос, который, кажется, мучил не только меня, но и его. Матвей на секунду замер, уставившись в одну точку на полу, затем поднял свободную руку и запустил пальцы в кудрявые волосы.

– Теперь действительно так думаю, потому что все испортил именно я. А знаешь, как это произошло? – он повернулся ко мне и в глазах блеснул какой-то недобрый огонек. Непонятно, то ли он так сильно переживает из-за произошедшего, то ли просто у него не все дома, и только теперь это вылезает наружу. – Совершенно по-идиотски! Я начал уходить в загулы. Просто перестал появляться дома, где ждала меня Аделина, не отвечал на ее звонки. Мне было хорошо и весело с друзьями. Мы неделями зависали на съемных квартирах и не интересовались ничем.

Они были на одном уровне со мной, мне не нужно было тянуться к небесам, чтобы дотронуться до звезды, понимаешь? С друзьями просто. С ними я чувствовал себя на уровень выше, а до нее не дотягивал. Этот тупой эгоизм разрушил мою жизнь.

Матвей горько вздохнул, достал зажигалку из внутреннего кармана джинсовки и наконец прикурил.

– Я знал, что все разрушаю, но уже не мог остановиться. Я знал, что Аделина не виновата в моих комплексах, которые я испытывал рядом с ней, но ничего не мог сделать.

Он судорожно выдохнул струйку дыма, словно пытаясь вместе с ним отпустить все то сожаление, что накопилось внутри за эти годы.

– Когда я вернулся домой в тот последний раз, она еще ждала. Сидела на подоконнике, встревоженная, серьезная, смотрела, как дождь барабанит по соседним крышам и тонкими струйками стекает вниз. Она вообще очень любила дождь. Могла часами гулять под ним и приходить промокшей, но совершенно счастливой.

«Дождь смывает все следы, все печали и сожаления. Он обновляет все, что попадается ему на пути. Даже самые привычные улочки кажутся чем-то иным в отражении дождя», – говорила она.

Так вот, когда я зашел в комнату, она даже не обернулась.

– Ты больше меня не любишь, – от этих слов я вздрогнул. Ее голос казался таким чужим и незнакомым. И я понял все, что натворил. Я оставил ее одну на две недели, а она сидела и ждала меня. Готовила ужин каждый вечер в надежде, что я вернусь. Одна наряжала новогоднюю елку, чтобы создать хоть какую-то атмосферу предстоящего праздника. Не спала ночами, названивая мне на выключенный телефон. Мне стало невыносимо противно от себя такого, но я не знал, как ей объяснить все, что накопилось у меня на душе. Я не мог сказать: «Ты слишком идеальна для меня», потому что она не была такой! Это я был слишком тупым.

За окном тихий дождь превратился в настоящий ураган. Аделина обернулась и посмотрела на меня. Что-то ослепило: возможно, это была молния, а может быть это сверкнули злость и обида в ее глазах.