Не прошли и двух километров, как кто-то из цепочки связистов отстал. Положив на землю катушки, остановился.

– Что случилось? – спросил Казаринов, поравнявшись с бойцом.

– Колет в боку, спасу нет, товарищ лейтенант… Чуток передохну и пойду… – глухо ответил боец, держась за бок.

– А так, безо всего, идти можешь?

– Кто же их за меня потащит?

Казаринов взвалил на плечи катушки с кабелем, которые нес боец, и махнул рукой в сторону удаляющейся цепочки:

– Хоть через силу, но пойдем, дружище. А то заблудишься, отстанешь. Не у тещи на блинах.

Держась рукой за бок, боец пошел впереди Казаринова. Было слышно, как где-то сзади и справа по дороге, петляющей в лесу, утробно и монотонно урча, трактора тянули орудия.

Не доходя километра до деревни, Казаринов передал по цепочке, чтобы связисты остановились. По их потным лицам и мокрым спинам гимнастерок, которые при лунном свете казались черными, было видно, что они изрядно вымотались. Но никто не проронил ни слова об усталости, не предложил сделать перекур. Каждый понимал: чем раньше они протянут связь к аэродрому, до которого от деревни было около трех километров, тем больше надежд на успешное выполнение приказа.

Казаринов разрешил связистам сделать пятиминутный привал. Все, как по команде, полезли за кисетами.

– А что, если в этой Коптяевке немцы, товарищ лейтенант? – спросил боец небольшого росточка, маленькое личико которого при лунном свете обозначалось бледновато-серым клинышком.

– Об этом сообщит походное охранение. Подождем.

Разговор на этом оборвался. Каждый воровато и жадно затягивался самокруткой, пряча ее в кулак и чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся с той стороны, куда лежал дальнейший путь. Время от времени в тишину леса вплывал приглушенный расстоянием рев идущих на взлет тяжелых бомбардировщиков. Каждый понимал, что звуки эти доносятся оттуда, куда предстоит тянуть кабель.

На краю полянки, облитой холодным светом выплывшей из-за облаков луны, показались две фигуры. Все замерли, пригнувшись к катушкам. Руки бойцов инстинктивно потянулись к винтовкам.

– Свои, – сказал Казаринов, по силуэтам идущих догадавшись, что это были Солдаткин и Иванников. Он не ошибся.

Взмокший Солдаткин, отдуваясь, доложил, что в деревне Коптяевке немцев нет и не было, они прошли три дня назад стороной, по большаку.

– От кого узнали? – спросил Казаринов.

– От местных жителей.

Пока связисты, перекуривая, отдыхали, гул тракторов-тягачей доносился уже впереди и справа.

Деревня, через которую только что прошли трактора с орудиями, казалась вымершей. Нигде ни огонька. Даже собаки и те не лаяли. «Неужели все жители ушли? – подумал Казаринов, вглядываясь в силуэт приплюснутых, низеньких халуп, крытых щепой и соломой. – А впрочем, какая теперь разница?»

На огневую позицию, где батарейцы Осинина устанавливали орудия, Казаринов со связистами прибыл в одиннадцать часов.

Командный пункт капитана располагался у вековой ели, у подножия которой чернел толстый, в два обхвата, пенек. Кабель к аэродрому условились тянуть от этого пенька. Отсюда хорошо обозревались все двенадцать орудий. Стволы пушек, как заметил Казаринов, были направлены в сторону аэродрома, до которого, судя по карте, от огневой позиции было около трех километров. Для прицельной стрельбы с корректировкой – дистанция идеальная.

– Теперь дело за тобой, лейтенант, – сказал Осинин, на глазок определяя места расположения орудий.

– Командир полка приказал обстрел аэродрома начать ровно в час ночи. Нужно успеть. Так что будем поторапливаться, капитан, – проговорил Казаринов.

– Как скомандуешь – так и пальнем…