Спичка сразу потухла. И снова кромешная тьма и свинцовый холод земли сковали Казаринова.

– Сюда!.. До конца ползите, товарищ лейтенант!.. – будто через подушку, раздался глухой, еле слышный крик Солдаткина. Казаринов пополз на крик, а когда наткнулся рукой на сапог Солдаткина, прокричал в ответ:

– Может, хватит? А то, чего доброго, заблудимся.

– Ничего! Я здесь все дороги знаю.

Для троих лисья нора была тесна. Рассчитанная на двоих, она еле вместила подползшего сзади Иванникова.

А земля продолжала вздрагивать, отвечая на каждую разорвавшуюся бомбу коротким тяжелым вздохом. Казаринов и Солдаткин лежали рядом, лицом вниз, подложив под грудь скрещенные руки и упершись головой в тупик норы, которая в этом месте была шире, чем лаз, и чуть повыше. Прямо на них, обняв их ноги, лежал Иванников. Лопатками он касался потолка лисьей норы.

Лежали молча. Бомбы рвались где-то совсем близко, а некоторые, казалось, – над самой головой…

Вдруг Казаринова обожгла страшная мысль: «А что, если вход в лисью нору завалит землей?» Ведь они лежали ногами к выходу. О том, чтобы повернуться головой к выходу из норы, не могло быть и речи. «Как в могиле», Казаринов почувствовал, как на спине у него и на лбу выступил холодный пот. Он уже трижды лежал под сильными бомбежками почти незащищенный, в мелкой – на два штыря лопаты – индивидуальной ячейке, но такого мертвящего ужаса не испытывал.

А разрывы бомб, на какие-то секунды стихая, снова и снова, как гигантская цепная реакция, сотрясали землю.

Выбрав момент между разрывами, Казаринов спросил:

– А если завалит вход?

– У меня здесь кое-что есть, – прозвучал над ухом Казаринова сиплый голос Солдаткина. Слегка приподнявшись на локтях, он пододвинул в сторону Казаринова шанцевую лопату, на которой лежал.

Казаринов нащупал черенок лопаты, хотел спросить, как же они смогут повернуться, если вдруг завалит землей вход в нору, но в это время огромной силы взрыв сотряс землю и воздушной волной ворвался в нору.

Наступила странная тишина. Григорий вначале подумал, что у него заложило уши. Сжавшись в комок, он лежал неподвижно и пытался понять: что же случилось? Почему вдруг взрывы стали сразу как-то глуше, тише, хотя земляной гул не уменьшался?

– Наверное, перенес огонь на окопы пехоты, – сам себя успокаивая, проговорил Казаринов и только теперь почувствовал, что его левая рука онемела.

– Нас засыпало, товарищ лейтенант, – послышался голос Солдаткина.

При этих словах у Казаринова от сердца отлила кровь. Никто никогда не считал Григория трусом: ни в детстве, когда среди ровесников он слыл бесстрашным и отчаянным сорванцом, умеющим быстро выйти из сложной ситуации, ни позже, когда прочно связал свою судьбу с военной службой. Лисья же нора с первых минут обдала его чем-то зловещим, потусторонним. А тут вдруг: «Засыпало…» Инстинктивно рванувшись на руках, Григорий ударился затылком о потолок лисьей норы. И снова холодный пот покрыл его спину и лицо.

– Кажется, все кончилось, – прозвучал над ухом Казаринова голос Солдаткина, который, набрав в легкие воздуха, крикнул Иванникову: – Давай задний ход!.. Попробуй ногами, может, оттолкнешь!..

Иванников сполз с ног Григория и пятками вперед двинулся к выходу из норы.

– Может быть, закурим? – спросил Казаринов и удивился своему голосу. Он прозвучал как чужой.

– Повременим, товарищ лейтенант. Воздуха и так маловато. Наверное, присыпало парадный вход.

И снова тишина.

Иванников приполз назад минут через пять, которые Казаринову показались вечностью.

– Чего ты там канителишься? Когда будет команда «На выход!»? – скособочив голову так, чтобы звук летел в сторону выхода из норы, крикнул Солдаткин.