Они сняли два номера, родители на первом этаже, а для повзрослевшего сына – на втором. Небольшую угловую комнату с видом на далекие Альпы. Милана, сидя за стойкой, оформляя оплату за проживание, видела его блеснувшие горячей чернотой глаза, когда отец вручил ему ключ, строго наказав при этом не опаздывать к завтраку.


Стоял август, Милане исполнилось 18, Мишель был на год старше. Он тут же вернулся, протянул ей руку, назвав себя. И она почувствовала мгновенный озноб. А когда они втроем пошли на завтрак в залитую солнцем столовую, он, найдя глазами ее глаза, ослепительно улыбнулся. Смутившись, дрогнувшим голосом, Милана, сославшись на головокружение, отпросилась у своего отца – хозяина отеля, сходить к морю.

Погулять на свежем воздухе, быть может искупаться.


Вода успокаивала жарко бившееся сердце, причина беспокойства была где-то рядом, и пока она пыталась избавиться от нахлынувшего, в спину ударил его звонкий голос – Милана! Она обернулась.


Налетев вихрем, заговорил, растормошил, околдовал, и она уже не могла сопротивляться его глазам, обаянию, точеным сухим рукам. Увидев за его спиной идущих на пляж людей – вспыхнула, освободила свои ладони от нервных долгих пальцев Мишеля и кинулась прочь.


Напрямик, вверх по узкой тропинке, промельком загорелых ног, испуганной вздрагивающей козочкой, пряча загоревшиеся щеки.

– Что случилось, доченька! Вся запыхалась!

– Нет, нет папа, все хорошо! Я приму душ и вернусь!

– Поспеши! Потом позавтракаем вместе!

И ей стало так уютно и спокойно, мыслями возвратившись туда, на берег, к его прикосновениям – она залилась счастливым смехом и убежала к себе.


Ощущение солнечного невесомого счастья не покидало ее и тогда, когда после возражений отца, уговоров родителей Мишеля, после долгих и основательных бесед двух старших мужчин – она уехала в Париж. С женихом.


Потом месяц, проведенный в Марокко и Алжире, у родственников матери Мишеля.

В раскаленной африканской неизвестности, под обжигающей синевой неба, блуждая в финикийских и византийских развалинах на побережье, вкусив щедрость и роскошь самобытного гостеприимства, носимая на руках возлюбленного и на волнах нескончаемого радостного тепла, задыхаясь от его поцелуев – они вернулись в купленную для них квартиру на улице Жофруа в Латинском квартале.


В Париже уже стояла осень, солнечная и тихая. Степень бакалавра позволила ей устроиться на работу в окружной департамент полиции. Статистика ночных правонарушений, компьютер и ворох документов.

Выручал Мишель, приезжая за ней на машине, забирая после работы, привозил домой, отправлял в душ и готовил ужин. Его энергия восхищала, только она знала, да еще его родители, чем он занимается. Подразделение DST строго регламентировано и не афишируется.

Бесконечные тренировки и поездки по стране не утомляли его, и Милана не помнит дня его возвращения без букета цветов.


Как то вечером, в самый разгар парижской чудесной весны.

– Я сейчас вспомнила африканское побережье. Мне казалось, что за морем я видела маяк Антиба.

– Не может быть. Это же очень далеко!

– А мне хочется верить, что я видела, пусть даже мне все это показалось!

– Влюбленные видят даже то, что не видят другие.


Они шли по Латинскому кварталу, рука в руке.

И услышали оклик.

– Не хочешь поговорить с нами?

– В чем дело, ребята?!

Мишель, остановившись, предупредительно показал раскрытую ладонь.


Из затемненной стороны дома шагнули трое, судя по внешности и речи – арабы.

– Ты можешь идти, а девушка пусть останется!


И тогда Мишель быстро ответил на арабском. Они замерли, быстро переглянулись и двинулись навстречу. Мишель, левой рукой прижав Милану к стене, быстро сделал три шага вперед. Она закричала. Или только хотела закричать, зажав ладонью рот. Он успел уложить двоих, но третий, пригнувшись, по-лисьи, сделал стремительный выпад в его в спину, справа, повыше пояса.