Последний раз мы сталкивались с ним лицом к лицу в школьной столовой, когда я пролила себе на белую футболку синюю газировку. Его холодный, лишенный всякого интереса взгляд до сих пор преследует меня; его зеленые глаза скользнули по мне, а потом он отвернулся и продолжил беседовать со своими сексуальными накачанными дружками.

А теперь я стану его ассистенткой.

Он всегда был придурком, но, боже мой, таким умопомрачительным! Даже тогда. Густые темные волосы, всегда немного взъерошенные после хоккея. Острые скулы, прямой нос. Широкие, сильные плечи. И еще он высокий. Очень высокий. Нереально темные ресницы. Он как будто миновал фазу подростковой угловатости, в которой протекала вся моя юность. Его молчаливая и суровая брутальность одновременно нервировала и завораживала меня, как и всех девчонок в школе, да и половину парней.

О господи! Я делаю глубокий вдох и набираю код на домофоне. Он открывает мне, не сказав ни слова. Пока я поднимаюсь на лифте в пентхаус, у меня скручивает живот.

Но я больше не чудаковатая девчонка из школьной рок-группы. Я – взрослая женщина. Прошло восемь лет. И подростковая влюбленность давно кончилась.

Мне нужна эта работа. Я на мели и пока ночую на диване у сестры. Я бросила жуткую работу в «Хот Дог Хат у Барри», просто перестав туда ходить спустя неделю. Даже если бы я хотела туда вернуться – а я не хочу, потому что это была крайняя мера, чтобы оплатить счета и помочь Хейзел с арендой, – меня бы точно не приняли обратно.

Да и наверняка он меня не помнит. У нас была огромная школа. Я была нелепым, помешанным на музыке подростком, тусовавшимся только с ребятами из группы, а он – горячим хоккеистом. Я на два года младше, так что у нас не было совместных занятий или общих друзей. Он – один из лучших вратарей НХЛ с внешностью чертова бога. И то, что он демонстративно не заводит отношений, еще больше подогревает интерес к его персоне. В прошлом году кто-то бросил ему трусики на лед – это попало во все спортивные новости.

Он меня не вспомнит.

Я наблюдаю, как по мере приближения к его этажу меняются цифры на табло.

Он постоянно в зале и на тренировках. Мы не будем с ним пересекаться.

А мне правда очень нужна эта работа. Я сыта по горло музыкальной индустрией и всякими напыщенными знаменитостями. Я училась на маркетолога, и пришло время пойти по этому пути. Все связанные с маркетингом вакансии в Ванкувере предполагают как минимум пятилетний стаж, так что мою кандидатуру даже рассматривать не будут. Моя сестра Хейзел, которая работает физиотерапевтом в «Vancouver Storm», говорила, что скоро команда открывает вакансию маркетолога. А еще она сказала, что они предпочитают брать своих людей.

Должность ассистента – мой пропуск туда. Это временно. Если я хорошо покажу себя на этой работе, то приоткрою себе дверь в отдел маркетинга.

На верхнем этаже двери лифта открываются, и я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Это не работает, и мое сердце стучит так, что чуть не выпрыгивает из груди.

Мне нужно получить эту работу, напоминаю себе я.

Я стучусь, дверь распахивается, и мой пульс запинается, как напившаяся дешевым сидром школьница.

С возрастом он стал еще сексуальнее. А видеть его вживую? Это уже ни в какие ворота не лезет.

Его фигура занимает весь дверной проем. Он сантиметров на тридцать выше меня, и даже под спортивной кофтой с длинными рукавами видно, что его тело – само совершенство. Тонкая ткань облепляет широкие плечи. Краем уха я слышу собачий лай и топот бегущих лап за его спиной, но меня слишком завораживает его пластика. Его рука легко ложится на дверной косяк. У него задирается рукав, и я любуюсь на его руки.