Стушевавшись, невольно заостряю внимание на крепких мышцах. Рельефных руках, которые, даже ничего не делая, выглядят устрашающими. Кожа у Льва чуть загорелая, со страшными подтёками...
– Здесь есть аптечка? – понимаю, что слишком долго смотрю на Льва, опираясь об косяк. Пальцы на ногах начало покалывать, и пришлось за что-нибудь схватиться.
Вавилов практически сразу скользит вниз, к моим стопам. Инстинктивно прикрываю одну ногу за другой, не показывая ему ступней.
Он резко встаёт, выпрямляясь в полный рост. Становится как скала, появляющаяся из ниоткуда. И снова чувствую себя жалким котёнком рядом с ним.
– Садись, – отворачивается и кидает так стойко, что отказать невозможно. Но я делаю. Потому что не хочу, чтобы Лев занимался ничем таким. Он не няня, в конце концов, а телохранитель.
Тем более… На мгновение смотрю на спину мужчины. Она так же в синяках. Где-то виднеются надрезы. Ему нужна помощь самому. А здесь я.
– Я сама.
На мой протест он поворачивается. Медленно. Словно хищник. Смотрит на меня также. Будто сейчас съест. Потому что мой ответ ему не нравится.
– Как же с тобой сложно, – делает шаг вперёд. Прикасается своими ладонями к талии и чуть приподнимает моё тело. Хватаю его за плечи, хоть и понимаю, что он не уронит.
Лев разворачивается и сажает меня на тумбу. Сразу же сдвигаю ноги, поправляя платье.
Сидеть перед этим человеком почти что обнажённой – последнее, что мне хочется делать. Ткань слегка задирается, и я чувствую себя неуверенной.
Льву, кажется, вообще всё равно. Берёт мою ногу, проводит по ней рукой. Сотни мурашек простреливают тело, и меня передёргивает. От приятного ощущения, от которого щёки сразу краснеют.
Вавилов промывает от крови стопы, доставляя своими пальцами дискомфорт. Там было не так страшно, но осколки, которые застряли внутри, не давали расслабиться и ощутить, наконец, облегчение.
Промыв ранки, вытащил из аптечки пинцет, которым без каких-либо трудностей начал доставать осколки.
– Больно? – на его вопрос отрицательно машу головой. Но, кажется, рано. Потому что Лев нажимает на пинцет, вгоняя осколок глубже.
Шиплю и чуть ли не скулю:
– Больно.
Лев понимает свою ошибку и действует аккуратно. Но также всё происходит чётко. Будто профи.
С первой ногой мы заканчиваем быстро. Вавилов обрабатывает её, перевязывает бинтом. И я снова чувствую лёгкость, несмотря на покалывание. Приступаем ко второй, но хочу одёрнуть её.
– Давай, я сама, – мне снова неловко. – Тебе нужно заняться собой. Правда, я справлюсь. Тем более, мне надо проверить Макса. Вдруг он проснулся.
– Сиди, – на него не действуют никакие уговоры. Поджимаю губы и дожидаюсь, пока он просто закончит эту кропотливую работу, которую, казалось, делал не впервые.
Спустя двадцать минут он совершает последний оборот бинта и завязывает крепкий узел.
– Спасибо, – благодарю искренне и поднимаю на него взгляд, всё это время, смотря куда угодно, только не на него. – Большое. Не знаю, чтобы делала без тебя.
Заглядываю ему в глаза сверху вниз и сглатываю. Когда он смотрит на меня вот так. Опасно. Будто что-то хочет сказать, но молчит. А это ещё страшнее того, что он будет говорить.
– Скажи, – я опускаю взгляд вниз. Смотрю на кубики пресса, на которых на секунду залипла. Решаю разрушить тишину, которая нагнетает, давя на сознание. – С доктором и его семьёй всё в порядке?
Понимаю, что спрашивать это сейчас глупо. Но мне срочно нужно перевести тему.
– Должно быть. Когда мы уходили, в доме никого не осталось. Я разобрался с тремя до того, как они проникли в дом. Повезло, что они были тупоголовыми, действовали поодиночке. Но после них мог прийти кто-то ещё. Твоего доктора я предупредил, но послушался ли он… Уже зависит от него.