— Я не вещь.

— Да? Ты же только что переживала за свой товарный вид.

Впервые проскальзывает эмоция. Он иронизирует с легкой усмешкой.

— Если ты не вещь, то перестань нести всякую чушь. И дрожать, когда я рядом, тоже.

Хищник убирает ладонь от моего лица, после чего бросает в воду рядом со мной кусок мыла.

— Я оставлю тебе свою рубашку. Одежду для тебя завтра найдем.

8. Глава 8

Он запутал меня окончательно. Зачем он ездил на переговоры с человеком Метиса, если решил оставить меня себе? И зачем ему я? В качестве кого я остаюсь?

Талисман из меня ужасный. Только как обуза и гожусь.

Я ругаюсь на саму себя, потому что успокоиться не получается. Я понимаю, что мне нужны таблетки. Целый курс, если говорить серьезно, это в сказочных фильмах или любовных роман девушки проходят через жестокую школу жизни, которая включает в себя унижения и побои, а потом расцветают от первого ласкового слова.

У меня так не выходит.

Я сижу в теплой ванне и жду момент, когда тумблер щелкнет. Когда я хоть чуточку расслаблюсь и перестану вспоминать слова Слави, которые липким шепотом прилипли ко моему телу.

В конце концов, я со всей силы ударяю по воде. Потом еще раз, и еще. Вымещаю злость, как могу, после чего сжимаю кусок мыла и привожу себя в порядок. Меня никто не торопит, впервые за долгое время, я могу спокойно принять ванну и не думать о том, что не просто так купаюсь, а готовлю свое тело для Метиса. Я вдыхаю приятный ванильный запах мыла и надеюсь, что точно также со временем, грязь сойдет не только с моего тела, но и с души.

Я закутываюсь в большое полотенце, которое укрывает меня с макушкой, и выхожу в нем. Рубашку же Хищника держу в ладони, чтобы переодеться потом. Перед сном.

—  Ты голодна? —  спрашивает мужчина, поворачивая голову на мои шаги.

Я замираю, разглядывая место, где меня зажал Слави. Его тела нет. А на пол брошен большой чехол для одежды, который, я готова спорить, скрывает следы крови.

—  Он мертв, да?

Я поднимаю глаза на Хищника и вижу “да” в его глазах. В сердце колет, а свыкнуться в этим оказывается не так— то просто. В мире опасных жестоких мужчин очень легко получить пулю, я никак не привыкну к той легкости, с которой они выносят приговор. 

Но происходит и кое— что новое.

Впервые вступились за меня. Убили за меня.

Я перевожу взгляд на мощные накаченные руки Хищника, на переплетения вен, которые уводят ниже, к его широким сухим ладоням, которые выглядят так, словно чаще были в крови или мазуте, чем чистыми.

Он делал этими руками много страшных вещей. И сегодня сделал одну ради меня. 

Хищник проходит к микроволновке и закидывает в нее два быстрых обеда в пластиковых упаковках, потом снимает с полки холодильника диетическую колу и идет с ней ко мне. Я, как под гипнозом, наблюдаю за его уверенной поступью и шумно выдыхаю, когда он подхватывает мою ладонь и вкладывает в нее жестяную банку. Мои пальцы кажутся хрупкими и очень тонкими на фоне его огромной ладони, но он умеет дотрагиваться так, что чувствуешь лишь тепло.

—  Что будем со мной? —  я кивком благодарю его за напиток. —  Ты не отдашь меня Метису… А что тогда? Ты что— то решил?

—  Ты очень любишь вопросы.

—  Это от нервов.

—  Но ты хотя бы не дрожишь. И не плачешь.

—  Я не могу объяснить свои чувства, но мне иногда становится спокойнее рядом с тобой. Если вспоминаю прошлое или…, —  я корявым жестом указываю на место, куда упал Слави после выстрела, —  или снова случается плохое, мне нужно время, чтобы прийти в себя. Мне пока трудно поверить, что надо мной не будут издеваться. Это как рефлекс, понимаешь? Если человека долго бить, он будет пригибать голову от каждого шороха.