Нет!

Она любила своего мужа все эти годы. И для неё эта любовь была ценнее всего остального. Это было её женское счастье.

И, если вы не согласны, то подумайте о том, что для каждого из нас правильное своё. Для неё правильное было таким.

Не может моё правильное быть правильным для вас и наоборот.

В моей жизни был период, когда я как волонтёр помогала мамам тяжело больных детей. Они находились рядом с ребёнком в специализированной клинике, можно сказать, что жили там. Им необходимы были средства личной гигиены и другие мелочи. Отойти от ребёнка порой было невозможно.

Я приносила то, что мне заказывали женщины.

Ко мне выходила представительница от всех мам. Она забирала то, что приносили волонтёры и раздавала другим мамочкам.

Однажды она сказала:

– Я сегодня последний раз выхожу к вам. Вместо меня будет это делать другая женщина.

– Почему, – задала я вопрос.

Я хотела услышать: «Меня и моего малыша выписывают. Всё хорошо, и мы едем домой».

Но она сказала:

– Хотите познакомиться с моим ребёнком? Он уже подключён к аппаратам, которые поддерживают его жизнь. Отключат только тогда, когда он перестанет дышать. Хотите?

– Да, – ответила я. Даже сейчас, написав это слово, я ощутила то же самое чувство в руках, ногах, в теле. Это был страх. Смогу ли я справиться с собой, когда увижу почти умершего ребёнка.

Мы пришли в комнату, мало похожую на больничную палату. Детские рисунки, поделки, сделанные его руками, были везде. На кроватке лежали любимые игрушки.

– Малыш, к тебе пришла тётя. Помнишь про неё рассказывала. Она хорошая. Сегодня она принесла много полезного для мам твоих друзей, – женщина стала рассказывать о событиях этого момента.

Я молчала и слушала, глядя на ребёнка.

– Хотите, я расскажу вам о нём? Каким он был все эти 4 года?

Я согласилась.

Она с любовью и нежностью рассказала о себе, своей семье. Голос был тихим, глаза светились радостью.

Вы воскликнете: «Радостью? Какой?»

Я тоже спросила её об этом.

– Когда ребёнку поставили этот диагноз, то сказали сразу, что шансов на спасение мало. Нас транспортировали в Москву. Началось лечение.

Первое время я рыдала, кричала, «билась лбом о стенку» и теряла драгоценное время общения с ребёнком. Психологи помогли мне это осознать. Я поняла, что могу быть с ним, пока он со мной. Я могу любить его живого, радоваться и дарить ему радость. Читать книги, рисовать и учить делать поделки. Рассказывать об этом мужу, старшему ребёнку, своим близким и родным.

Я рада тому, что вот сейчас, я могу рассказать ребёнку о вас, о погоде за окном, о друзьях, которые останутся в этом мире. У меня есть ещё время. Зачем же я его буду тратить на рыдания. Разве от этого нам с ним будет хорошо?

– Нет, – ответила я на её вопрос.

Провожая меня, она поделилась своими планами, и в них было про жизнь и женское счастье.

С этой женщиной я познакомилась на отдыхе. А отдых располагает к откровению.

– Я была замужем почти 20 лет. А сейчас почти 20 лет не замужем. Юбилей, – сказала она с улыбкой.

Возникла пауза, которая длилась ровно столько, сколько было необходимо для проживания чувств, которые возникли в этот момент.

– Я часто спрашиваю себя: «Почему так?» Представляете, бывший муж недавно задал мне этот же вопрос.

– Не сложилось, – ответила я ему, чтобы не углубляться в эту тему. Я пыталась выйти замуж, но реально что-то не складывалось. Причины были разные, но результат одинаковый.

Муж хочет равновесия, так ему спокойнее. Он женат, и чтобы я тоже была замужем.

Мы уже давно не вместе, раньше общались редко, только по необходимости, как родители общих детей. Сейчас общаемся как дедушка и бабушка общих внуков. Внуки нас соединили.