Олег Васильевич был доволен собой, как никогда, и, раскрасневшийся и помолодевший, в отличном расположении духа, торопливо одевался, при этом всем видом пытаясь показать, что делает он это не спеша. Марина, бледная и злая, нехотя натягивала чулки, проклиная свое влечение к этому уже не слишком молодому, к тому же женатому человеку. Она нарочито долго одевалась и причесывалась, видя, как он, исполнив заключительный аккорд в этом любовном поединке, старается побыстрее от нее отделаться. Ее бил легкий озноб, тело покрылось гусиной кожей, но она все тянула время и не надевала платье. Марина болела этим мужчиной, она чувствовала его отстраненность и ревновала к той жизни, в которую он так спешит, к жизни, наглухо закрытой от ее глаз. Ей невыносимо захотелось наговорить ему разных пошлостей, устроить постыдную бабскую истерику и расстаться навсегда, или же броситься к его ногам и вымаливать хоть немного любви, клянчить позволения остаться в его жизни, насколько это возможно. Она принялась молить какую-то небесную милость сжалиться над ней и послать избавление от мук. Олег поймал ее отчаявшийся взгляд:

– Не огорчайся, Марочка, ты взрослая, слишком взрослая, чтобы так по-детски надувать свой прелестный вишнёвый ротик. Когда мы начали встречаться, ты прекрасно знала, что я женат и все места в моей жизни заняты. Свободных мест нет и не будет, так уж вышло. Ты была готова это принять, мы ведь заключили с тобой договоренность о ненападении. А сейчас ты почему-то злишься. Это против правил. Нехорошо, очень нехорошо.

Она из последних сил сдерживала себя, чтобы не начать военные действия против его чудовищных правил, с которыми она когда-то согласилась, против его семьи, его самодовольных ухмылок, против грязных морковных занавесок, против всей его жизни. Но она взяла себя в руки, и ее голос звучал на удивление спокойно:

– Алик, любимый, время не стоит на месте, его нельзя остановить в определенном положении, согласно уговору. Мне казалось, мы полюбили друг друга и можем позволить себе пересмотреть наши взгляды друг на друга и жизнь в целом, – попыталась неуклюже философствовать Марина.

Она зачем-то напялила на себя его рубашку, а его ужасно раздражали подобные женские прихоти, он понимал, к чему всё это. На рубашке непременно останется запах женских духов и женского пота. Как это «мило», особенно для женатого мужчины. «Полюбили-разлюбили. Слова, Слова. Она хочет опять втянуть меня в этот неприятный разговор. Нет, красавица моя, ничего у тебя не выйдет, – думал Олег Васильевич. – Как им всем не надоело выяснять со мной отношения, ну, честное слово».

Он подошел к окну и нервно отдернул в сторону засаленную морковную занавеску. Небо затягивали тяжелые тучи, принуждаемые надоедливыми ударами северного ветра. Чернели голые деревья, в кустах кое-где завалялись прошлогодние неубранные листья. Какая скука… Олег словно потускнел и как будто разочаровался то ли в Марине, то ли в занавесках. Он вдруг вспомнил, как его любимый пес Вергилий, весело виляя облезлым хвостом, едва почуяв шаги Олега, трусит своей старческой походкой навстречу хозяину, как он неизменно укладывается у его ног, положив на вытянутые передние лапы свою тяжелую голову с мудрыми говорящими глазами. Как его любимая дочка Леночка, придя домой с работы, широко раскинув руки, бежит обниматься и целовать сначала его, Олега, а затем Вергилия. Потом, обцелованная псом, долго плюется, вытирается и, хохоча и подпрыгивая, громко всем сообщает, что «это ужасное слюнявое чудовище нестерпимо воняет псиной». Старший сын, Олежка, которого он горделиво нарек в свою честь, обниматься с собакой не кидался, но зато на протяжении последних десяти лет дважды в день выводил его на улицу и сам мыл ему лапы после прогулки. Серьезный Олег Олегович с особой тщательностью следил, чтобы в мисочке у Вергилия всегда была налита свежая вода, и страшно ругался на всех, когда дно миски было совершенно сухое. Ленке до этого всего не было дела, ей лишь бы обниматься, а гулять с огромной, старой собакой сейчас, видите ли, не модно, люди засмеют. Ленке уже двадцать три, ну и что, он любит ее так же, как в три года, и не готов обменять свою давно устоявшуюся жизнь, пусть и пресную семейную, на сомнительные прелести Марины Елецкой.